Берег ветров. Том 1

Второй причалила лодка лаузеского Пеэтера из Ватла. У него дела были не лучше, и он со своими парнями притащил на берег груз грязи и ила. Только третья лодка - со старым ансиским Мартом, варпеским Яаком и Вальдемаром из Веедры - пришла с уловом.

- У старого Марта одна сеть до отказа набита окунями, - примчался Йоосеп с доброй вестью к Каарли.

Теперь надежды на продажу корзин возрастали.

- Кюласооских еще не видать там? - спросил Каарли.

- Во-он у косы Кургураху как будто виднеется большой задний парус их лодки. А вот лоонаский Лаэс повернул свою лодку из-за Лаурисяаре, - ответил Йоосеп и побежал, прихрамывая, к причалу.

- Виллем, натяни шкот!

Каарли по голосу сразу узнал «иерихонскую трубу» - лоонаского Лаэса.

Лодку Лаэса все знали, так как его напарником был самый рослый и сильный работник во всей волости - кокиский Длинный Виллем. Лаэс, худощавый мужчина среднего роста, обладал самым громким голосом во всем приходе Каугатома, так что о нем даже была сложена песня:

Лаэса зычная труба

Даже в Швеции слышна…

Каарли и сам как-то слышал голос Лаэса отсюда же, с побережья Руусна, за две версты, из Ревала. Это было в ясное, тихое утро, эхо громоподобного голоса отдавалось, как в пустой церкви. Как-никак, а «иерихонская труба» была всегда при Лаэсе, что называется, под руками. Стоило лодке Лаэса только причалить к берегу, как его голос начинал греметь, покрывая все другие голоса и звуки.

- Ну, Лаэс, каков улов у Кургураху? - спросил Кусти.

- Полные сети грязи, негде и окуню поместиться, зато на Урве в шести сетях было порядком рыбы!

- Почему этот мужик так орет? - спросил у Каарли один из кярласких торговцев, подойдя к каменной ограде.

Кипуская Мари, которая в эту пору как раз проходила мимо ограды, сказала Лаэсу:

- Лаэс, не ори так громко, чужие люди пугаются.

- Я силенок набираю, чтоб летом из самого Таллина ругать в Сааремаа кипускую Мари, когда она позабудет своего Пеэтера и начнет с другими хороводиться! - прогремел в ответ Лаэс.

За оградой прокатился громкий хохот.

За какие-нибудь полтора часа на рыбацкой пристани все переменилось: слышался топот сновавших во все стороны людей, снизу, от причала, доносился стук весел о борта лодок, известный на всю деревню хвастун кийратсиский Михкель со своей рыбацкой артелью, тащившей его лодку на берег, покрикивал:

Раз, два, дружно!

Мережей рыбачить нужно!

Хромой Михкель, арендатор хутора Кийратси, хвастался не зря. Он старался ладить с баронским любимцем кубьясом Сиймом - и всегда получал лучшие рыбные места для своих мережей. С пьяных г лаз Михкель, конечно, не прочь был раздуть размеры своего богатства. Каарли собственными ушами слышал, как хвастался Михкель в каугатомаской корчме: «Деньги приходят и уходят. 3а быка огреб тысячу рублей, сынок прислал тысячу. Жеребец потерял прошлым летом три подковы - и они денег стоят, ворон украл у колодца мыло старой Тийны - снова раскошеливайся! Денежки приходят и уходят…»

Что и говорить, тысячи не прилетали, как болтал Михкель, в окна и двери кийратсиского хутора, а потеря подков или мыла были пустяками против таких внушительных расходов, как арендная плата, волостные и церковные сборы. Михкель, конечно, мог с превеликой натугой отложить рублей двести в сберегательную кассу в городе, ибо ни в одной другой избе не скупились так на еду и одежду, как в Кийратси. Недаром и в песне пелось:

В Кийратси живут богато,

- Только… хлеба маловато.

У «богатого» Михкеля каждый грош урывался от собственного желудка и отощавших желудков членов его семьи.

Повыше, на другом конце рыбацкого стана, лауласмааский Виллем (в ограде было теперь разом три Виллема, четыре Кусти, пять Михкелей и три Пеэтера), тот самый Виллем, что побывал когда-то в Америке, без устали повторял свою нехитрую, однотонную песню:

Америка. Америка, рай земной

Там поют павлины день-деньской…

- Почему ты, Виллем, от своих павлинов сюда, к воронам и чайкам, воротился, если эта Мерика такая уж разлюбезная страна? - бросила каавиская Юула в его нудный напев.

Но Виллем не счел нужным и ответить, он продолжал гундосить, а вместо него зычным голосом высказался Кусти из Лайакиви:

- Известное дело, коли павлины неслись бы там золотыми долларами, Виллем пожил бы еще в Мерике. А ведь павлину Виллема требовалось больше долларов, чем Виллем мог пилой и топором заработать, и пришлось ему поворотить дышло к здешним воронам и чайкам, а заодно и к старой Реэт.

Все эти голоса покрыла «иерихонская труба» Лаэса:

- Если нынче Ренненкампф, черт его побери, еще насолит нам - накинет аренды, соберу барахло и уеду в Самару!

- Там, в Самаре, тебя, верно, ждут молочные реки и горы жирной каши, - вмешался хлесткий женский голос, принадлежавший, кажется, Лийзу из Хярма.