Берег ветров. Том 1

Около Матиса и Михкеля промочил глотку и Каарли, но долго тут пировать никому не пришлось: сети ждали укладки на вешала, чтобы вечером можно было снова выйти в море.

Каарли старался из всех сил, но очищать сеть на ощупь даже от крупных комьев было трудно. Силой грязь из ячеек не вытащишь: этак можно легко порвать сети, тогда убытка и не возместишь своим трудом. На корзины, видать, так и не глянет никто. Худо будет, если он рассердит еще и Матиса. Поэтому Каарли работал с особенным проворством и усердием.

Сквозь шум голосов и хвастовство Михкеля из Кийратси со стороны прибрежного шоссе Каугатома - Ватла послышался грохот телеги. Он быстро приближался, ездок, видно, гнал лошадей вовсю. Люди недоуменно переглядывались - кто бы это мог быть? У Михкеля из Ватла был сильный каурый жеребец. Да и барышник гонит быстро, когда едет порожняком. Бродячий торговец и тряпичник ездили медленно. Не барон же это в самом деле, - барон разъезжал в рессорной коляске, да и что ему поутру трястись здесь, по каменистому берегу. Ренненкампф в эту пору еще мирно спал рядом с пухлой экономкой (барыня, слыхать, у него болеет ревматизмом, и от нее уже проку нет). Господин пастор Гиргенсон, усердно причащавший умирающих, ездил тоже на рессорах, к тому же не слышно было, чтобы кто-нибудь поблизости собирался отдать богу душу. Грохот, возникший за перелеском, усилился на повороте дороги. Глянь-ка, сюда сворачивает. Кто бы это мог быть ?

- Кубьяс, стерва! - проворчал Михкель.

- Да, и впрямь Юугу. Спешит арендную долю требовать, - решил Матис.

Так оно и было. Едва придержав за оградой лошадь, юугуский Сийм (кубьяс рууснаской мызы, лесник и церковный староста в Каугатома - все в одном лице) прогнусавил своим странно тихим голосом, который все находившиеся на берегу если и не слышали, то обязаны были услышать.

- Ну, молодцы-рыбаки, каковы дела с морской арендой? Все корзины, кадушки, клетушки полны рыбы, а мызу совсем забыли.

- Что это мызе с рыбой приспичило? Первая неделя как в море вышли, - отрезал Лаэс, хвативший лишку от щедрот папаши Пуумана.

- Вот дьяволы! - ругался Кусти, который тоже быстро хмелел от пива. - Чего у самого есть, то и мызе даю, а чего нет, того и дать не могу. Нынче утром сети были полнехоньки ила, этого добра барин может получить сколько ему угодно, а рыбы - нет!

- Если у тебя рыбы нет, с чего же ты пылу набрался? - прогнусавил Сийм.

- Об этом позаботился будущий волостной старшина. Послушай, Яан, угости-ка и Юугу пивом, раз он мужичок вроде меня, и не по карману ему штоф пива, - задорно ответил Кусти.

Женщины прыснули со смеху. Но когда Юугу вытянул, осматриваясь, свою длинную шею, смех затих. Даже Кусти перестал смеяться над кубьясом, когда сам папаша Пууман предостерегающе ткнул его кулаком в ребра.

«Теперь-то уж придется корзины назад нести, - подумал Каарли, когда услышал, как окуни кийратсиского Михкеля шлепаются о дно телеги Сийма. - Господин барон свое получит, торговцы выручат свое за пиво и муку. А кому какое дело до корзин, сплетенных руками старого инвалида войны?!»

Как на грех, явился еще и новый богатый покупатель рыбы, на сей раз не с суши, а с моря.

- Шлюпка! Хольмановская шлюпка из Весилоо! - вскричал Йоосеп, прежде других разглядевший ее в заливе.

Сообщение Йоосепа подтвердил Сандер, а потом и сам Матис.

С часу на час крепчавший зюйд-вест быстро пригнал шлюпку от Кургураху к Урве, от Урве к Лаури, и ловкий капитан Тынис Тиху, брат Матиса, не убавляя скорости, под всеми парусами направил шлюпку к причалу.

- Гляди, на вешала в сети не угоди! - гаркнул Лаэс вновь прибывшим.

- А мы и это можем. Ходили по морю, можно и по земле проехаться, - бросил Тынис в ответ, встав с задней скамьи и сворачивая парус.

Матис из Кюласоо пошел в мать: смуглый, худощавый, скорее низкого, чем высокого роста, из породы «рууснаских черных», как называли в окрестных деревнях жителей Руусна из-за распространенного у них черного цвета волос и темных глаз. Тыниса же - он был лет на двадцать моложе брата, - казалось, родила другая мать. Это был блондин, исполин, около шести футов роста, с львиной гривой, напоминавшей знаменитого прадеда кюласооского рода, давно умершего старого Рейна из Рейнуыуэ. Двенадцатилетним мальчуганом ушел Тынис в море, обошел все земли и страны, года три жил в Америке и мало-помалу дотянулся до капитанского мостика. Теперь, уже пятый или шестой год, он плавал на «Эмилии» старого Хольмана и, как говорили, делал хорошие деньги и хозяевам и себе.