Берега и волны

— Ну, ты словами-то не разбрасывайся. Страна — это совесть. Она тебя вырастила, воспитала, образование и работу дала. Кто мы ей? Моряки, защитники, кормильцы…

— Дураки. Только говорить об этом не хочется. Где-то мы, капитан, обманулись? На что мы «купились»? Всем захотелось от государственного пирога по кусочку каждому. Хотелось тебе? И я думал. Грешен. Это потом вспомнил, что дом мой без меня остался, и в доме том даже мыши не живут — жрать нечего. Только мыло в конце месяца по талонам. Да любой Европе с Америкой ничего не стоило бы въехать в мой дом, в мой город, к речке моей — и семью мою выгнать на улицу. Понимаешь? А может — уже и въехали?! Кто? А может свои нашлись на мой дом желающие. А мы с тобой, капитан, ничего не знаем и в клетках?

— Ты меня не испытывай. Я партии верен.

— Ослеп ты от этой веры. Думаешь, что не вижу я, как ты измучился. И не стало в тебе размаха. Помню, как ты ветру кричал и в океан бутылку с водкой бросил, отпив из горла и засмеявшись, как на краю ада. «Выпьём с тобой, океан? На равных!?». Вижу, голову гладишь свою, будто ты её уговариваешь помочь тебе. Успокоить. Придумать лекарство. Чтобы примирило оно тебя и твои сомнения. А такого лекарства — нет и слов таких — нет. Видел на промысле, когда полный трал рыбы возьмёшь, начнёшь тянуть по слипу на палубу, а он — трал — вдруг, возьми и порвись. И рыба из него — вся в океан опять потекла. Хоть и жабрами шевелит, и хвостами ластится, а вся она уже, считай, мёртвая. Не выживет. Что-то внутри у неё раздавилось и лопнуло. Так и мы — из лопнувшего Союза — не жильцы. Сила наша только в Союзе была, когда были мы вместе. И в каждом размахе была морская песня, типа «Мы вышли в открытое море, в суровый и дальний поход!». Получается — две страны у меня, и это — как две руки. Только сам себе не протянешь ладонь, не сожмёшь кулак, за плечо сам себя не тронешь.

— Союз наш — никуда не делся. Не смей! Рано ты от него отказываешься.

— Так это мы от него делись. Куда? Есть Союз или нет — моё место на промысле. Даже если этот промысел — африканский капкан.

Капитан наклонил голову, вздохнул и улыбнулся облегченно:

— Вот-вот, Витенька. Потому и шутили — славу стране, деньги жене, а сам носом к волне. От всех отвернулся, значит. Эти твои размышления тебя и запутали. На месте наша страна! И партия наша — на месте. Я уверен.

— Ну, да. Скажи еще — партия — наш рулевой. А я носом чувствую — не туда рулила!

— Ты нос свой с партией не путай. Рулило носатый! Твой нос — только выгоду чувствует или бабу. И всякий прохиндей и баба с выгодой — в любой толпе тебя разглядят, выудят и на крючок возьмут.

— На какой крючок? У меня с этим делом — все прямо!

— Дурак ты — кому твой дурило нужен? На рубли и доллары, сам говорил, бежать готов…

— Я же для семьи. Я в семью эти доллары грёб.

— Грёб? Семьянин ты грёбаный. Ты когда из семьи ушёл в море? Про страну судишь? А ты сам дом свой на что разменял? На бумажки — красненькие и зелёненькие. Деньги принёс и свободен! В семье тебя нет. В стране тебя нет. Где ты, Витя? Ау-у? Ты сам себя в эту плавучую тюрьму запрятал. Сбежал, можно сказать. Продал. От забот, от хлопот, от обязанностей. От ответственности. Сам в море рвался? Так это ещё древние греки говорили — есть люди живые, есть люди мертвые, и те, которые ходят в море. От семьи своей беглые. А ты — обманули, заманули… Дурень ты.

— Ты что-то перепутал все, отец морской? Мы о партии твоей говорили. Это она всех обманула и в космос улетела со всеми удобствами и благами, которые от тебя и меня припрятала и приватизировать успела. Мы, к примеру, кому достались? Москву перед кем расстелили? А Крым и Кавказ? А Кубань, Украина, Байкал — чьи теперь? Ну, не наши с тобой, это точно. А наше с тобой — что?

— Пирога захотелось? Землицы от Родины откусить? А зубы есть? Чем кусать собираешься, трудоголик от рыбного промысла? Мыслить надо. То партия тебе не нравится, то семья много требует, то страна о тебе забыла… За всё надо платить, Витя! За всё! Зубами, волосами, нервами, семьёй… Деньгами? — так это самая дешёвая плата получается.

— Это, когда они есть.

— На то ты и мужик! Потому и не скули. Понял? И нюх у тебя правильный должен быть.

— Какой это — правильный?

— От которого дети рождаются, и в семье твоей смех женский.

— Смеёшься, капитан.

— А чего же мне — плакать? Как сказал один поэт-мудрец: для женщины беда — упасть, мужчине — не суметь подняться. А мы сами поднимемся и страну поднимем. Поднимем! Как плакат над демонстрантами — даёшь морскую Республику!.. А, Витёк? Чего улыбаешься? Или что хорошее вспомнил?

— Вспомнил. Как мы серп с молотом по приказу Родины с трубы снимать начали, а ты руки растопырил: «Не позволю на куски резать!» — кричишь и потребовал к тебе в каюту это сокровище положить, для отчёта и сохранности. Дескать, придёт время перед партией отчитаемся и вернём на трубу символ власти. Было?

— Ну, и что в этом смешного?