— Ослеп. Совсем ослеп. Хотя, иногда, говорит: «Вижу контуры гор… или облаков… или кусочки солнца, как на волне, качаются». Когда приехал на борт представитель компании, наш, из московского банка, и сказал, что суда наши вместе с экипажами передаются в международный холдинг, возгордились мы — слова ведь какие — «компания», «контракт», «акции», «рынок», «холдинг». На слова эти нас и купили. Точнее, за слова эти мы, можно сказать, сами Родину продали. Не знаю, как это ты про мину в каждом из нас продумал, а я согласился — много слов появилось таких, которые без минёра прошептать опасно стало. Задурили народ словами и взяли страну без боя. Когда огляделись — поздно — документов нет — паспорта наши где-то в холдинге… А где этот холдинг? С чем его едят? И какая и где наша Родина?
— Паспорта у вас были советские или российские?
— А какие ещё? О чём говоришь? Серп и молот, конечно. Как с трубы срезали. Мы — советские.
— И деньги в Союз отсылали семьям, согласно контракта… рублями.
— Что ты голову мне морочишь? В советских рублях, всё по закону. Охрана труда, техника безопасности, зарплата, премия, отпуск… Отпуска нет. На берег не выходим, работаем в море, снабжение в море, бункеровка в море, отдых в море…
— Галера, короче. Только цепью не приковывают.
— А в яме лучше было?
— В яме хорошо. Стены высокие. Солнце сверху, но тень бывает. Только мне не впервой выживать, хоть новичком в классе, хоть в армии на гауптвахте, хоть по пояс в воде лёд рубить. Обмерзал во льдах? А я попадал, как генерал Карбышев, можно сказать, обмерзал и вмерзал в пароход, как в глыбу. Поэтому в тропиках — отогреваюсь. А в яме ни ветра, ни моря. Я в первый же день на стене телевизор нацарапал. Сижу, передачи смотрю. Охрана на брюхе ползает сверху, не может понять, что я такое вижу? Чему смеюсь? Потом заставили «выключить и вынести». Юмористы. Говорят, муслим наши передачи запрещает смотреть. У них с этим строго, пришлось «телевизор» замазать по глине. Нарисовал статую Будды, Христа и Девы Марии. Стал молиться. Охрана притихла, разговоры пошли, стали пускать к яме желающих — на поклонника Веры за деньги смотреть. Зауважали. Некоторые даже спускались ко мне, кланялись, молились, делали подношения. Место святое оказалось, многим молитвы показались вещими. Точно. Молился, чтобы сбежать — сбежал. Обувка подвела только — босиком по ракушечнику и колючкам собственной кровью, можно сказать, след рисовал. С моим телевизором яма была, комфортно. Будет, что дома вспомнить.
— Ну, ты Кулибин! Я бы не додумался. Ты не Гром — Громыхало. Уважаю.
— Брось дифирамбы петь, Витя. Все мы здесь — не простые. Факт. А что — с этой палубы никуда и не ходите? Не тянет на берег?
— На берег без денег? — Витя легко подхватил шутку. — Мы в советские времена очень прогуливались? Очень ты рвался с промысла в город? За шесть месяцев только и выйдешь на берег разок — за подарками домашним. И пива не попьёшь. А здесь по воскресеньям дают: банка пива и банка колы на брата. Ещё мороженое дают по праздникам, как детям. Радуемся!.. Харч — рыба. Не привыкать. Молока сгущённого, правда, не стало. Отменили. Профсоюза нет. Какое вам, говорят, молоко за вредность, когда море вокруг и солнце, как на курорте.
— Понятно, Витёк. Курорт и диетическое питание. А эти клетки и эта палуба?
— Карцер. Отдохнём в клетке недельку и с такой радостью побежим сами на наши палубы — не догнать!
— Проштрафился, что ли. Это чем ты смог? Трал порвал? Звезду с неба сдёрнул?
— Не обижай. Я в своём деле профи. И работу мою люблю. Я за капитаном пошёл. Его одного нельзя было отпускать.
— Почему?
— Не могу говорить.
— Да я сам догадался. Прикрываешь его слепоту, да?
— Как ты догадался?
— За дурака меня держишь?
Витя понизил голос до шёпота:
— Упаси бог. Никто не знает. Капитан на борту всем командует, когда трал, когда подъём. В море мы все вместе. Вместе и на месте, как капитан говорит. Капитана не бросим. Он, хоть и слеповат, но моряк верный. Это он сейчас опять перенервничал, часа два в забытьи будет. Трудно ему эти перестроечные правила осваивать, член партии ведь. Я сам в переменах запутался. Генеральный директор наш, например, президент холдинга, живёт в Лондоне, москвич, гражданин Австрии… Флаги на мачтах траулеров, бывших мурманских и бывших черноморских, какие теперь, угадай? Не угадаешь — Каймановы острова. Сам ты откуда, Гром?
— Волжанин, из Нижнего. Учился в Питере. Ленинградская область, город Санкт-Петербург, проспект Большевиков. Такая история.
— Хорошая строка для песни: история страны, как паранойя — история трибун с идейным строем…
Гром продолжает рассказ:
— Старший механик. Начинал на Каспии. Работал в Мурмá
нске.— Мурмá
нск?! Как там в песне морской про Мурманск. «Но радостно встретит героев Рыбачий, родимая наша земля…»— А ты мореход-звездочёт, что ли?