Берегини

Ненависть всегда жила в сердце изгнанника по имени Олав. Сперва он ненавидел более удачливых братьев, забравших себе все отцовские владения и оставивших его ни с чем. В те времена его называли Олав Безродный... Потом удача принесла ему крепкий корабль и хороший хирд, с которым он добывал столько серебра, сколько мог пожелать – тогда его прозвали Беспощадным за свирепый и безжалостный нрав. Но серебра ему было мало. Ненависть к тем, кому судьба уготовила больше, не давала покоя, и однажды, обманув доверие человека, который считал его другом, Олав стал конунгом и хозяином острова Мьолль. Но люди стали называть его Олав Стервятник. Не слишком хорошее прозвище для вождя… Тогда Олав стал ненавидеть тех, кто думал и говорил о нем плохо, кто вольно или невольно становился у него на пути. И расправлялся с обидчиками без всякой жалости, будь то живший по соседству бонд, или свейский хёвдинг, или готландская девчонка…

До тех пор, пока на его пути не появился молодой вождь по имени Эйвинд.

Теперь Олава звали Одноруким, и ни своего хирда, ни серебра, ни земель у него больше не было. Оставалась только всепоглощающая, жгучая ненависть к тем, кто осмелился бросить ему вызов, тем, кто победил его, унизил и искалечил. Он и жил все эти годы только ради того, чтобы отомстить – уничтожить злополучного потомка Торлейва конунга, а потом расправиться с его родными и близкими. Ради этого он искал жаждущих поживы сэконунгов, уговаривал их заключать выгодные ему военные союзы, клеветал, изворачивался, лгал… Хитроумный Сверре был по-прежнему рядом и помогал когда дельным советом, когда каплей яда или ударом ножа. Он не искал ни богатства, ни славы, не жаждал мести – ему просто нравилось одурачивать, плести заговоры и убивать. Пожалуй, он был единственным человеком, которого Олав Однорукий немного побаивался. И которого все никак не решался убить…

Наконец, пришло время большого похода на Мьолль. Олав знал, что на этот раз ни датчане, ни словене не встанут на сторону Эйвинда. И верил, что победа его будет быстрой и легкой.

Но, видно, всемогущие боги решили иначе.

Однажды рыбаки из Рикхейма вернулись домой раньше обычного. Они привезли с собой человека, в груди которого глубоко засела стрела. Раненый был еще жив, несмотря на то, что пробыл в воде всю ночь, и травнице Хельге удалось привести его в чувство своими отварами. Когда стрелу вытащили и раны закрыли повязками, раненый заговорил. Речь его была путанной и бессвязной; разобрали лишь отдельные слова на языке данов и тогда решили позвать Асбьерна.

– А ведь я где-то видел этого человека, – задумчиво проговорил ярл. – Его лицо мне знакомо. Не приходил ли он когда-то с Вилфредом хёвдингом к нам на Хьяр?

К утру сознание датчанина прояснилось, и он рассказал, что его корабль погиб недалеко от Вийдфиорда. Несколько чужеземных лодей разорили и пустили на дно драккар, принадлежавший Вилфреду Скале.

– А что стало с хёвдингом? – тревожно спросил седобородый Сигурд.

Раненый ответил:

– Вилфред всю зиму страдал от застарелой болезни, и летом ему не стало легче. С нами пошел его молодой племянник, и теперь его тело на дне, там же, где и драккар.

– Чьи люди напали на вас? – нахмурился Асбьерн. Недобрые вести поселили в сердце ярла предчувствие гораздо большей беды. И он понял, что не ошибся, когда услышал в ответ:

– Эти викинги шли на юго-восток за богатой добычей. И вел их человек, у которого не было правой руки.

Стоявшая неподалеку Фрейдис увидела, как изменилось лицо ее мужа. Асберн ничего не сказал, только резко поднялся и вышел, хлопнув дверью. Вскоре во дворе послышался шум и топот множества ног – ярл приказал своим хёвдингам грузить боевые лодьи.

Когда на драккарах подняли мачты и люди сели на весла, ожидая команды к отплытию, к Асбьерну подошел Лешко.

– Возьми меня с собой, ярл, – попросил он. – Я тебе пригожусь.

Асбьерн, как и в прошлый раз, ответил:

– Мне пригодился бы воин, а не хромой ведун. И без твоих предсказаний ясно, что нынче Смерть не уйдет без хорошей поживы.

Взгляд у Лешко стал тяжелым, на скулах заходили желваки, и он тихо, но внятно проговорил:

– Пусть я не умею сражаться, но грести могу не хуже других. И если бы ты не считал меня бесполезным, многие судьбы сложились бы иначе. Но на этот раз я не отступлю. Если ты не позволишь мне подняться на борт, я возьму лодку и поплыву следом за кораблями.

– Посмотрел бы я, далеко ли ты уплывешь, да не до того сейчас, – проворчал Асбьерн, удивленный его решимостью. – Поднимайся, сгодишься вычерпывать воду из трюма, если случится шторм.

Едва впереди показались чужеземные лодьи, Эйвинд конунг оставил Асгрейва у рулевого весла и перешел на нос своего корабля, где следовало находиться вождю. Ветер хлестнул его по лицу, отбросил назад густые светлые волосы. Вдалеке словно хищные птицы на крыльях парусов летели к Мьолль девять драккаров, и на каждом готовились к битве не меньше тридцати воинов. Эйвинд выглядел спокойным, хотя за ним шло вдвое меньше людей, и помощи ждать было неоткуда. И мало кто мог представить, что творилось у вождя на душе.