Берегиня Чёрной Поляны

Я принюхался. Откуда-то тянуло дымком. Что-то жарят огневики или самовар развели? Нет от самовара другой дух. Точно жарят. Шашлык. Я сглотнул слюну. Один раз я уже стряпню их пробовал. Вкусно, пальчики оближешь. Умеют, черти, с огнём управляться. Мясо сочное, нежное, с румяной корочкой. Я потёр морду лапой, отгоняя вкусный морок. Позже я туда наведаюсь, а пока надо на костровище поглядеть, а сначала в сторожку попасть, чтоб в Изнанку перекинуться. Кто б ещё дверь открыл. Я старательно закрутил головой, пытаясь отыскать кого-нибудь в помощники. Никого из дедовой артели рядом не наблюдалось. Что делать, пришлось свои когти ломать. Подцепил дверь за неплотно подогнанный уголок внизу и потянул. Не тут-то было. Потянул другой лапой. Когти соскользнули, оставляя на дереве глубокие свежие царапины, а дверь так и осталась на месте. Да, пора осваивать легкоступ. Без этого ну просто никуда.

– Ладно, спать можно и в другом месте лечь, главное, чтоб тепло было и уютно, – решил я и потрусил в сторону гостевого дома.

Внутри всё сильно изменилось. Мастерская джинов была свёрнута, во всём цокольном этаже мне не встретилось ни одной живой души, верней ни одного духа. Я сунул было нос в подвал, но водники уже открыли шлюз53, и стылая вода Чернушки заполнила роскошные апартаменты Дедушки Водяного.

– Что ж, тем лучше. Здесь меня точно никто не тронет. – Я забрался в бойлерную и устроился на тёплых трубах, свернулся клубком и уснул.

Изнанка

«Вот она родная Чернушка. Вот он лес по берегам. Сестрицы, тётки, дядьки и бабушка. Бабушка Аксинья рада видеть нас больше всех, пожалуй». – Майя строчила мелким бисерным почерком в одной из своих школьных тетрадок. Чего это ей вздумалось писать, она и сама не понимала. Может школьная привычка сказалась. Берегиня зачистила перо, обмакнула в чернила и продолжила. – «Бабуля прижимала нас по очереди к своему большому животу и груди и причитала: «Ой, вы девоньки мои, ой вы мои родные, намучились поди у чужих людей. Как же исхудали-то, как осунулись…» Остальные все на платья наши заморские смотрели, на брошки диковинные, а она в глаза заглядывала, и всё гладила, гладила нас, как маленьких. А потом прогнала всех и велела нам отдыхать. До полудня выспаться, а там на праздник пойдём. На Анчуткином лугу у мельничной запруды дом нам выстроили новый, никто из водяниц ещё не видел его, так, что праздник проводов зимы в этот раз был особо ожидаем. Все вокруг только и твердили о том, как там красиво да нарядно всё, а я про своё думала. Будет там Базиль или нет? Будет, как не быть. Ему по должности положено. Что он скажет мне, обрадуется ли?»

Старшая водяница тихонько скрипнула дверью. Бабушка сама пришла будить своих любимых внучек. Водяница Аксинья принесла на круглом блюде пряники, оладьи и кувшин сбитня пряного.

– Ты чего не спишь, Майечка? – подслеповатые глаза бабушки встревожено блестели. – Болит чего?

– Нет, бабуля, – Майя отложила тетрадку. – Всё нормально. Выспалась уже. Влада с Никой тоже встали.

На самом деле берегини и не думали ложиться. Разве уснёшь после всего пережитого. Сначала шептались долго, потом багаж свой разбирать принялись. Ника с Владой и сейчас там, возле сундуков дорожных. Майя поднялась и помогла бабушке на стол накрыть.

– Никуша! Ладушка! Подойдите к нам, – позвала старая водяница.

Из-за двери в кладовую послышалась возня. Девчонки выскочили в спальню в туго перетянутых на талии на манер школьной формы домашних платьях. Хитро улыбаясь, они, расправив плечики и опустив глаза к полу, приблизились к столу и замерли в глубоком реверансе. Бабушка замахала на них руками, засмеялась и вдруг отвесила им не менее элегантный и чопорный поклон.

– Этот ваш дед думает, что политесу можно лишь за границей научиться, а зря. Мы ж ведь тоже в своё время по балам с ним поездили немало, – важно кивнула она восхищённым внучкам. – Подкрепитесь чуток и одевайтесь уже. Через час выходим. Дед велел вам быть при полном параде. Похвастаться хочет вашей учёностью.

Она ушла, и берегини принялись наряжаться. Уж за час-то они такую красоту наведут, это вам не пять минут после экзамена.

– Ну что ты со мной, голуба, споришь? Что ты споришь? – Артемий Петрович прыгал на месте перед Гелей. – Кто из нас живёт дольше, ты али я? Кто с дедами такой обряд проводил, ты али я?

– Во всех официальных источниках говорится, что при первом розжиге печи, в неё засыпали девять горстей зерна, от чего стенки покрывались глянцем, к которому впоследствии не приставал дым, – не сдавалась реставраторша.

– А я говорю, что двенадцать. Чтоб двенадцать месяцев в году хлеб в доме не переводился. Сыпь, сыпь не жалей, гореть будет веселей.

– Да чего вы препираетесь? – Рита поправила выбившуюся из причёски прядь перепачканной в муке рукой, – Сыпьте уже хоть сколько. Пора хлеб ставить, а вы свару устроили.

Ангелина и Артемий принялись поочерёдно бросать в печурку пригоршнями зерно.