Берлинский синдром

Она пронзительно кричит. Крик эхом разносится по подъезду, и она отчаянно пытается прорваться вслед за криком, бросаясь всем телом на Энди и нанося ему удары ногами. Он отпускает дверь, заталкивает ее обратно в коридор и захлопывает дверь. Она ударяется о стену, одно колено подгибается, но она не сдается: дверь все еще не заперта. Она бьет его локтем в спину и пытается протиснуться мимо него к двери. Но он поворачивается, хватает ее за руки, разворачивает спиной к себе и крепко держит.

Дерьмо! Она застала его врасплох. Прижимая ее к себе, он свободной рукой вставляет ключ и поворачивает его в замке. Она пытается вырваться, но он не отпускает ее, пока ключ не оказывается у него в кармане.

— Да пошел ты, Энди! — С этими словами она набрасывается на него, вырвавшись из его захвата.

В ее словах, кажется, звучит ненависть к нему. Из-под ее топающих ног нож отлетает к плинтусу.

Неужели она собиралась ударить его ножом? Она хочет убить его? Он не слышит, что она говорит. У нее красное, мокрое от слез лицо, и изо рта безостановочно льются звуки. Она размахивает руками, на концах которых свободно болтаются кисти рук, будто они собираются улететь, и так продолжается до тех пор, пока она не хватает себя за волосы, привязывая руки к своему кричащему лицу. Она является воплощением звука, никакого языка: ее слова больше похожи на крики напуганного животного.

— Энди, я хочу уйти! Почему ты не можешь отпустить меня? Я не хочу находиться здесь. Зачем тебе, чтобы я была здесь, если я не хочу этого?

Он наблюдает, как кисти ее рук рвут на ней же волосы, и гадает, больно ли ей. Он не хочет, чтобы ей было больно.

— Я ненавижу тебя, Энди! Что ты делаешь? Почему ведешь себя так?

Она выпаливает эти слова: нет ни акцента, ни порядка слов. Он протягивает к ней руки, хочет остановить ее. Высвобождает одну ее руку из волос и прижимает ее к своей груди, как бы защищая. Она продолжает кричать, и он пытается другой рукой обнять ее. С молчаливой мольбой он удерживает ее руку, и все же крик не прекращается.

Воркующим голосом он произносит ее имя, и она делает рукой резкое движение вверх, пытаясь освободиться. Он не слышит ее слов, он просто видит, что она открывает рот. Вверх, вниз; вверх, вниз. Тогда он дергает ее за мизинец, и тот поддается гораздо легче, чем он ожидал. Он-то думал, что придется тянуть с силой, переносить на него весь свой вес Раздается звук, словно он надломил зеленую ветку, не желая проигрывать эту битву, но бессильный сделать что-либо другое.

На секунду наступает тишина, у нее подкашиваются ноги. Она падает на пол, но он подхватывает ее на лету. Поднимает, обхватывает руками, а она пронзительно кричит. Нереальный звук, вымученный и раскалывающийся, но в крике он улавливает одно слово:

— Энди!

Его имя вырывается из ее рта посередине между болью и удивлением, вытолкнутое чистейшим отчаянием, и это он тоже слышит. Он, несомненно, нужен ей.

А потом ее крик обрывается, она затихает и только стонет. Он пытается поднять ее, но она слишком тяжелая, ее тело налилось свинцом. Он неуклюже тащит ее по коридору в гостиную, где они добираются до дивана. Она падает на диван и сворачивается калачиком в углу, а ее стоны перерастают в рыдания.

Он вывихнул ей палец, он сделал это с ней. Что же он за человек? Глядя вниз на ее скрюченное тело, он пытается что-то почувствовать, но его эмоции куда-то пропали. Наверное, ему следовало бы чувствовать раскаяние, но оно вытесняется удовлетворением. Все под его контролем. Именно так и должно быть в будущем. Теперь они вместе участвуют в этом.

— Прости, милая. — Он наклоняется к ней. — Мне правда жаль, что так вышло. Пришлось заставить тебя прислушаться: ты собиралась навредить себе.

Он касается ее плеча. Ее рыдания затихают.

— Дай-ка взгляну. — Он притягивает к себе ее руку.

Вывихнутый мизинец неловко торчит в сторону. Она дрожит всем телом. Его сердце бешено колотится; он вправит палец ради нее.

— Я собираюсь вправить тебе мизинец. — Он берет ее за палец и дергает его. Раздается тот же звук сломанной зеленой ветки, и она вздрагивает. — Клэр, подержи-ка его вот так…

Он опускает ее руку и идет в ванную, чтобы взять бинт. Осторожно, стараясь не причинить ей боль, он прибинтовывает мизинец к остальным пальцами. Теперь ее рука похожа на рукавичку.