Берлинский синдром

Палец пульсирует. Притупленная боль бьет пульсацией в кожу, будто хочет выбраться за ее пределы. Она наблюдает, как стрелка часов ковыляет по циферблату, и задается вопросом, не помогает ли пульсация в ее пальце отмерять время более точно. Болевые сигналы идут из ее сердца и постоянно напоминают ей, что происходит что-то не совсем правильное. Она подносит здоровую руку к своей груди, стараясь уловить холодными пальцами биение сердца. И не может найти его. Оно бьется где-то под мякотью ее груди, но на поверхности все спокойно. Опустив руку на колени, она с подозрением смотрит на другую — забинтованную. Что делает здесь эта рука? Чего он хочет от нее? Она встает с дивана и удивляется, как влияет на равновесие крепко прижатая к телу рука. Для сохранения вертикального положения ей требуется немного подпрыгнуть, и тогда она вернет устойчивость, будет твердо стоять на зеленом ковре.

Ей отсюда не выбраться, но она все же обязана продолжать поиски выхода, поэтому покидает ковер. Носки съехали, собравшись гармошкой, и она медленно идет по половицам, стараясь не поскользнуться. Обводит взглядом гостиную, такую бесцеремонно знакомую, и пытается взглянуть на нее по-новому. Над плинтусами проходят белые трубы, соединяющие радиаторы отопления. Мебель удобно расставлена вдоль стен. Между двумя запертыми окнами висит книжная полка, а в дальнем углу комнаты стоит сервант. Четыре стула придвинуты к столу, словно они стоят в карауле у нетронутого завтрака. В кухне фрукты изображают натюрморт на скамье. Энди не убрал молоко в холодильник. Она выдвигает ящик стола — столовые приборы лежат в своих отсеках — и тут же закрывает, подпрыгнув от его грохота. Похоже, ничто не имеет значения — она не понимает, для чего все это нужно.

В ванной комнате все холодное. Тюбик зубной пасты липкий, кусок мыла кажется сухим, но, если взять его в руки, нижняя часть оказывается на ощупь влажной. Конечно, мыло полезно — можно им натереть что-нибудь, освободить это и организовать свой побег. Она кладет мыло на место. В спальне носки цепляются за циновку на полу. Она открывает шкаф в надежде, что удастся сбежать в Нарнию. Но в платяном шкафу, кроме одежды, ничего нет; ее воображение недостаточно богато для такой ситуации.

Она ложится на кровать, кладет рядом с собой больную руку, зафиксированную бинтами, и закрывает глаза. Но запах простыней неумолим; она чувствует, как прохладные слезы бегут по щекам, прежде чем осознает, что плачет. Она встает с кровати, даже не потрудившись вытереть лицо. Снова идет к входной двери и пробует открыть ее, но та по-прежнему заперта.

Телевизионная башня, словно тюремный надзиратель, непрестанно подсматривает за ней через окно гостиной. Она размышляет о джин-тонике, о парках развлечений и книжных магазинах. Почему она никогда не думала об этом? Башня отбрасывает солнечные блики, будто выгибая бровь, скептически слушивает ее оправдания. Она сворачивается клубочком на диване, пальцы ног зарываются в щель между подушками. Она слишком напугана, чтобы плакать.

Энди достает из шкафчика в учительской три книги и кладет их в сумку. Кроме него, в учительской никого нет. Идти домой не хочется — он еще не готов встретиться с ней лицом к лицу. Он выкладывает книги обратно в шкафчик, одну за другой.

Он постарался привести ситуацию в нормальное состояние, насколько это было возможно. Перевязав ей руку, распаковал ее рюкзак и освободил в шкафу место для ее вещей. Ее одежки такие маленькие по сравнению с его одеждой. Скрученные небольшими комками, они выпускали крошечные облачка ее запаха, когда он растряхивал их. Эта одежда знает о Клэр больше, чем он: весь день она льнет к ее коже. Он понимает, что вообще-то к одежде не ревнуют, но возникающее чувство очень похоже на ревность, и ему становится неловко.

В хозяйственном магазине он купил совсем небольшой сейф — для ключей и своего телефона. Замок сейфа работает на комбинации из шести цифр, и его простота радует — вселяет уверенность, что ничего не выйдет из-под контроля. Он не хочет сложностей ни для кого из них, поэтому старается устранить даже саму возможность возникновения затруднений, пусть наладится нормальная жизнь. Удивительно, с какой легкостью удалось выполнить каждый шаг. Запереть дверь. Не оставлять ключ. Забрать симку. Каждый шаг — всего лишь крошечное действие, но всякий раз, выполнив его, он чувствовал, что дышится ему все легче и легче.