Беседы о литературе: Запад

В следующем из своих трактатов, в «Монархии», написанной на латинском языке, Данте размышляет о том, как важно осознать себя принадлежащим к человечеству. И, может быть, кто-то из вас помнит, что именно Данте первым ввел в язык философии, в язык науки, в язык человечества само это слово – «человечество», humano universitas. Итак, если мы сможем увидеть мир как целое, устремившись вслед за Улиссом, и открывать всё новое и новое в этом мире, то тогда мы осознаем себя не греками и не римлянами, не итальянцами и не французами, не русскими и не филиппинцами – мы осознаем себя людьми, принадлежащими человечеству. Христос, как говорит Данте, приходит к человечеству: не к какому-то одному народу, а ко всем людям, принадлежащим к этой самой humano universitas – к человеческой всеобщности, так же, как и Бог сотворил мир в целом, а не по частям. Эта истина открывается для человека через то стремление постичь новое, через ту жажду нового, о которой говорится в XXVI песни Дантова «Ада».

Вот так Одиссей, по-латыни и по-итальянски Улисс, последний герой греческой мифологии, становится для новой Европы символом стремления открывать, стремления познавать новое и осмыслять мир в его целостности, как говорит об этом Данте на страницах «Божественной комедии», и как напряженно размышляет он об этом в своем трактате Convivio – «Пир».

Беседа девятая 16 декабря 1997 года

Оказавшись в Аиде, среди тех, кто умер, был убит, погиб, Одиссей узнаёт, что дома, на Итаке, у него уже умерла мать. Он встречает здесь ее тень. Он разговаривает с теми тенями, которые видит здесь.

Здесь же встречает он и Ахилла, тень которого спрашивает Одиссея:

                                                                                           …«Зачем ты
Здесь, Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный?
Что, дерзновенный, какое великое дело замыслил?
Как проникнул в пределы Аида, где мертвые только
Тени отшедших, лишенные чувства, безжизненно веют?»[90]

Одиссей поражается тому, что в то время, как он сам никак не может вернуться домой – «отчизны милой еще не видал; я скитаюсь и бедствую»[91], Ахилл царствует над мертвыми, «столь же велик <…> как в жизни некогда был»[92]. А Ахилл на это отвечает Одиссею:

«О Одиссей, утешения в смерти мне дать не надейся;
Лучше б хотел я живой, как поденщик, работая в поле,
Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный,
Нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать, мертвый».[93]

Здесь, в мире теней, всем очень грустно, ибо тут нет жизни. Такой вывод можно сделать из чтения XI песни гомеровской «Одиссеи», в которой рассказывается, как Одиссей спускается в Аид, в царство мертвых, и в полумраке находит здесь безжизненные тени тех людей, которых он некогда знал на земле.

Этим гомеровским рассказом навеяна шестая песнь «Энеиды» Вергилия. Вергилий писал через целую тысячу лет после того, как появилась гомеровская «Одиссея», и описал Аид совсем по-другому. У него в царство мертвых спускается Эней, герой и странник, спасшийся из Трои и ищущий берегов новой родины. Этой родиной станет для него Италия. Эней спускается в мир усопших, чтобы встретить там своего отца Анхиза. У Вергилия в Аиде одни страдают, другие пируют и «хором пеан распевают веселый». И, наконец, третьи. Они «прегрешенья в муках своих искупают и грех омывают постыдный»[94], чтобы затем перейти в Элисий, а после сделать шаг к какой-то лучшей доле. Итак, здесь, в царстве мертвых, Эней у Вергилия встречает грешников.