Беседы о литературе: Запад

В этом библейском тексте подробнейшим образом описывается то, как сооружается храм, из какого материала, из каких камней, из каких досок, какие отделочные материалы для этого используются. И оказывается, что этот текст введен в Писание не просто для информации, не просто потому, что он сохранился и поэтому должен был быть освящен, что он именно от древности своей стал священным. Нет. Он божественен по своей сути, потому что здесь речь идет о божественности труда, о том совершенно особом Божием даре человеку, о котором мы нередко забываем: об умении трудиться и воплощать свой труд в вещь. Вещь, как бы давно она ни была сделана, всегда сохраняет на себе тепло человеческих рук, которые над ней трудились. И вот об этом тепле человеческих рук говорят и «Одиссея», и Священное Писание – две книги, современные одна другой, две книги, оказавшие максимально возможное влияние на людей. Вся античность выросла из гомеровских поэм; вся современная цивилизация выросла из Библии, не без влияния гомеровских поэм и античности. И вот здесь фокусируются в одной точке гомеровская поэзия и правда Библии. А точка эта – труд человеческий, упорный, тяжелый и в то же время радостный. По слову псалмопевца, «изыдет человек на дело свое и на деланье свое до вечера»[147].

Я взял Первое послание Коринфянам апостола Павла (глава 2, стихи с 5 по 10). Он ведь обращается к эллинам. И нам нужно читать то, что лежит в основе культуры – наследие эллинов, которое им самим было непонятно.

Вдумайтесь еще и в то, что апостол Павел, такой ученый человек, такой блестящий проповедник и серьезнейший богослов, постоянно подчеркивает: все, что я заработал, все, что я на себя истратил, – все это было заработано вот этими моими руками. Сегодня мы с вами читали, как строил плот царь Одиссей, как до этого сооружал он свой дворец и ложе свое. А ведь точно так же, своими руками, трудился и апостол Павел, который почему-то считал необходимым совмещать свой апостольский труд с чисто физической работой. В этом смысле он шел вслед за своим греческим предшественником, философом-стоиком Клеанфом, о котором Плутарх восторженно пишет: «Одной и той же рукой он носил воду и поливал ею огород ночью, работая у какого-то богатого человека, месил тесто и пек хлеб; и той же самой рукой он писал свои трактаты о небе и о звездах, о луне и солнце».

И так же апостол Павел: он одними и теми же руками пишет свои послания и трудится и подчеркивает это, разговаривая со своими братьями и сестрами, со своими учениками.

В книге Бытия (глава 2, стих 15) написано: «И взял Господь Бог человека и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его». Мне представляется, что после грехопадения этот труд стал непосильным, изнуряющим, а Господь создал человека не для того, чтобы он бездельничал.

Вот молодец! Вот прекрасно! Глубочайшая и очень серьезная реплика. Потому что, наверное, именно эта способность к труду и жажда трудиться во многом и отличает человека от животного и противопоставляет человека животному миру.

Известна ли догомеровская поэзия?

Ну, еще Михаил Васильевич Ломоносов написал в каком-то из своих стихотворений: «Поэты были до Гомера, но древность скрыла их от нас»[148]. Ломоносов написал эти слова, цитируя Цицерона, который воскликнул: «Говорят, что и до Гомера были поэты!» Вот именно, «говорят». Но до нас не дошли никакие тексты догомеровских поэтов. До нас дошли только имена поэтов, которые либо действительно жили, либо были вымышлены уже в позднейшие времена. Трудно сказать, мифологические ли это фигуры или исторические, хотя об этом есть очень большая литература. Другое дело, что, конечно же, до того поэта, в творчестве которого «Илиада» и «Одиссея» приобрели свой окончательный вид, тот вид, в котором мы их сегодня читаем, – до этого, конечно, десятки и десятки поэтов, талантливых и очень ярких поэтов, трудились над этими текстами, из которых потом родятся «Илиада» и «Одиссея». То есть поэзия догомеровских времен как бы вся вошла в две гомеровские поэмы и в них была переплавлена как в горниле. Вся догомеровская поэзия переплавилась в творчестве Гомера в эти две нами читаемые с вами сегодня поэмы.