Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров

чит,  мы  уже  едем  в  каком-то  другом  пространстве…  Когда  поэзия  как

таковая начинает сбываться, это просто столбняк.

Ю. К.: А какие-то признаки другие, не физические, есть?

М. Н.: Ну,  во-первых,  конечно,  воздействие.  Когда  я  читаю  про-

зу,  я  что-то  узнаю,  я  кому-то  сочувствую,  более  того,  мне  сообщаются

мысли, которые я готова принять как высокопробные. Когда, допустим,

Толстой убивает князя Андрея за то только, что он недостаточно доверял

жизни, это ужасно, но я признаю его правоту. Потому как Анатоль Ку-

рагин, какой бы он сволочь ни был, доверял жизни гораздо больше. При

таком раскладе мне выделяется какая-то роль в общении с этим.

Но я никаких знаний, никакой информации не получаю, когда я чи-

таю поэзию. И думать я начинаю, если я начинаю думать, совершенно

97 Ю. В. Казарин. «Все позади – судьба и лебеда…».

233

с другого места. Меня подвигает на какое-то думание нечто другое, мне

остается трепет, глобальное волнение, который мое внутреннее простран-

ство, как тектонические плиты, сдвигает… В моем внутреннем простран-

стве, которое я, допустим, считала устойчивым, удобным, комфортным

(ужасное слово! Я умираю, когда говорят «я в шоке» и «мне комфортно».

Боже ты мой! Какой кошмар!..) происходит сдвиг.

Ю. К.: А есть же поэтическая имитация?

М. Н.: Это очень печальный вопрос. Дело в том, что большинство

людей, которые читают стихи, любят стихи среднего уровня.

Ю. К.: А средний уровень – это и есть имитация.

М. Н.: Там бывают проблески, прожилочки поэзии. Но они их любят

не за это, они их любят за то, что это понятно им самим. Им кажется, что

они причастились чему-то возвышенному. Вспомните, я вам рассказыва-

ла про одну женщину в Богдановиче, которая меня спросила: «А у Вас для

души есть что-то?» Видимо, что-то вроде « Любовь не вздохи на скамей-

ке…». Но, с другой стороны, вспомним пятилетнего мальчика, который

сказал, что « На севере диком…» – это про любовь. Людей, которые будут

в поэзии серьезно нуждаться, было, есть и будет мало. И с этим надо со-

гласиться, потому что это правильно. Есть ведь ужасно интересные вещи:

когда я работала в библиотеке, мы с девочками договорились не выдавать

Асадова, говорить, что у нас его нет. Но те люди, которые считали, что

Асадов  –  высокая  поэзия,  они  же  читали  Есенина,  а  Есенин  –  это  по-

эзия. Это, значит, есть такие поэты, такие величины, которые… нет, я не

считаю, что они находятся на границе… Ну, сравните у Есенина поэму

«Анна Снегина» и некоторые его вещи… Быков говорит, что лучшая по-

эма того времени – это «Спекторский» Пастернака, нет, лучшая поэма –

«Анна Снегина» Есенина.

Ю. К.: Лучшая поэма – это «Демон»…  (Смеется.)

М. Н.: Да, лучшая – «Демон», но она до сих пор никем не понята.

И такой должна остаться.  (Шепотом.) И вот по какой причине: я однаж-

ды держала в руках натуральный рубин, который весь восток считает бо-

лее мощным, чем алмаз. Когда его держишь, испытываешь робость и тре-

пет, ибо в нем стоит огонь, жар, который, уверяю вас, может вырваться…

(Шепотом).  И когда я его держу, я ощущаю эту возможность. Почему

так, никто объяснить не может, точно так же с поэмой «Демон» – объ-

яснять не надо. Что касается Есенина, он настоящий поэт, очень талант-

ливый, очень хороший, у него есть другое… Повторяю слова его тещи

(которая, естественно, его не любила – кому нужна такая пьянь и рвань):

когда она подошла к его гробу (а он лежал с разбитым лбом…), она сказа-

ла, что она все ему готова простить, ибо она увидела замученного ребен-

234

ка… Она правильно сказала, ибо существует такой закон природы: если

ты меня не полюбишь как мужа, как брата, как любовника, как товарища,

я тебя достану – ты меня полюбишь как замученного ребенка. В Есенине

щемящей нотой присутствовало поэтическое начало. То, что он безумно

нравился  женщинам,  я  прекрасно  понимаю.  Это  правильно.  Молодой-

то он был очень хорош собой. Так вот, что касается «Анны Снегиной»:

в русской литературе была такая традиция, такое особо качество, кото-

рое я безумно любила, – целомудрие. Это в наше время считается, что

чем больше я голый, тем больше я современный. И вот «Анна Снегина»:

«Не знаю, зачем я трогал / перчатки ее и шарф…», и дальше –  «Обиду 

мою / на болоте / оплакал рыдальщик-кулик…» – это просто потрясающе,

не замечать и не хвалить это просто ужасно! И когда мне кто-то говорит,

что Есенин плохой поэт, это ужасно стыдно, это отвратительно и просто

безнравственно. Почему он так пронимает: у него есть вот это качество –

замученного ребенка и еще какая-то песенность, которая по-любому про-

бивает тебя, если ты русский человек.

Так вот, что касается поэзии, она совершает какую-то внутреннюю

перестройку души благодаря сверхволнению, сверхтрепету, который она

вызывает.  В  каких-то  стихах  это  получается  с  первой  строки,  какие-то

надо читать дольше…

Вот последнее, что я читала и что было хорошо, – это Новиков. Вот