Бесконечная река

Решив, что пригрезилось, панцер завершил свои дела, все без исключений, а затем со всей резвостью, какую только дозволяли его стати, не сворачивая, удалился в сторону леса. Совершенно ошалев, утратив связность мыслей, Панин наблюдал, как вековые стволы неохотно расступались перед этим ходячим суперкрейсером. И тотчас же, демонстрируя недюжинную готовность к компромиссу, пластично возвращались к прежней величавости и устремленности в небеса.

Там, где возможно, живая природа Царицы Савской не ввязывалась в междоусобицы. Это было еще одно открытие. Бесполезное, как и все предыдущие.

Безнадега

В жизни каждого человека однажды случается катастрофа. Выстроенное с любовью и тщанием, казавшееся нерушимым мироустройство вдруг проседает и рассыпается подобно карточному домику. Все, на что возлагались надежды, оборачивается миражом в пустыне. Помощь, на которую строился расчет, не приходит. И ты, сам тому не веря, обнаруживаешь себя на дымящихся обломках собственной жизни.

Цельные натуры обычно находят в себе силы восстать из пепла и даже укрепиться. «Что не убивает меня, то делает меня сильнее» и тому подобная пафосная чушь эпохи военизированного суемудрия. Слабые могут сломаться навсегда. Так или иначе, житейские катастрофы словно бы специально существуют для того, чтобы испытывать на прочность тот сплав, из которого отлито человеческое существо.

Панину ли не ведать о катастрофах? Выживший в гравитационной воронке, провалившийся в другую галактику и ухитрившийся вернуться в свою, заброшенный на дикую и злую планету, населенную лютым кровожадным зверьем, терявший смысл бытия и сходивший с ума, он справедливо полагал, что в этой жизни ничем его уже не сокрушить.

Не гиперболизированное ли чувство неуязвимости подвигло его на внезапную для него самого авантюру с походом на край света?

Одного Панин точно не мог предвидеть.

Что, кроме катастрофы, случается еще и безнадега.

Безнадега — самое гадкое испытание, какое только может подбросить тебе судьба. Не испытание даже, а мерзкая, выматывающая душу аллегория абсолютного тупика. Без выходов и без вариантов. Впереди стена, позади пропасть. И никаких перспектив духовного возрождения. Набор альтернатив невелик: смерть скорая и смерть медленная.

Что не убивает тебя, просто растягивает удовольствие.

Панин стоял перед горой навоза, над которой курился зловонный пар и уже вились с гурманским жужжанием какие-то самого подлого вида крылатые существа. Он был беззащитен и гол, если не считать подсыхавшей корки озерного ила. Хуже того: он утрачивал последние надежды.

Это было глупо и позорно. Дважды пройти сквозь гравитационную воронку на разваливающемся корабле и утопить все шансы в зверином дерьме.

В его мозгу вспыхивали еще какие-то бредовые мысли и выстраивались планы. Задержать дыхание и попытаться разгрести смрадные завалы, докопаться до поклажи или по крайней мере до комбинезона. Или до мачете… какое-никакое, а оружие.

Дождаться, пока придут какие-нибудь детритофаги, санитары леса, и сожрут этот натуральный продукт.

Но безнадега потому и безнадега.

Его уже сейчас, за десяток шагов, выворачивало от вида и запаха. Он задохнется еще до того, как углубится в известную субстанцию хотя бы до половины объема. Более унизительной погибели для звездохода и выдумать было невозможно.

А еще непонятно было, сколько ждать, пока местный биоценоз утилизует дармовое удобрение. И не факт, что санитары примутся вначале за навоз, а не за самого Панина.

Оставалось одно: возвращаться на корабль.

Три дня пути, три ночи страха.

У него не было ни малейших шансов выжить. Вот теперь, спустя столько лет, никаких вовсе.

Безнадега.

Наглый враг

Понурясь, как старик, Панин брел сквозь лес. Брел вот уже несколько часов, вперясь под ноги, не поднимая глаз, вообще ни на что не обращая внимания. Предполагалось, что возвращался к исходной точке своего нескладного анабасиса. На самом деле он не знал обратной дороги, потому что компас погиб вместе со всеми вещами.

А за ним по пятам неотступно тащился нагелькопф.

Странное, нелепое существо, словно бы зародившееся на свалке из деталей выброшенной за ненадобностью и износом бытовой техники. Туловище его напоминало ненормальной длины серый гофрированный шланг, а голова сходна была не то с душевой лейкой, не то со шляпкой громадного гвоздя. По-немецки, стало быть, «нагелькопф».

Панин знал о незваном попутчике и не особенно его опасался. Он уже имел дело с нагелькопфами в прежней, безопасной жизни. Те вели себя так же странно, как и выглядели. Без особой спешки подбирались вплотную, разевали пасть — шляпка гвоздя разваливалась надвое точно посередине — и пытались сжевать короткими, на вид весьма острыми зубами. Поскольку описываемое действо разворачивалось очень медленно, а на Панине был скафандр, атака нагелькопфа проходила по разряду комических реприз с отчетливым привкусом абсурда.