Бесконечная река

— Меня зовут Панин, — наконец выдавил тот с громадным трудом. И сам поразился, насколько невнятна стала его речь. Продолжил, старательно и тягостно составляя забытые слова в связные фразы: — Герман… Львович… Панин… Да, вы можете мне помочь. Верните меня домой.

Когитр по имени Рашель

— Ничего не выйдет.

Панин повторял эту фразу снова и снова. После сотого раза он с удивлением заметил, что она совершенно стерлась, утратила всякий смысл, превратилась в пустой набор звуков и перестала пугать.

— Состояние капсулы?

— Удовлетворительное. Системы жизнеобеспечения были законсервированы на протяжении пятнадцати лет, но сейчас приведены в полную готовность. Энергетические ресурсы своевременно возобновлялись, нет никаких оснований беспокоиться о статусе двигательной секции.

— Ничего не выйдет… Кто такой доктор Зельдович?

— Антон Павлович Зельдович, доктор экзобиологии, научный специалист миссии «Реконкиста». Я была введена в заблуждение внешним сходством. Он также носит бороду и длинные волосы. Чтобы быть точным, носил. Надеюсь, моя ошибка не задела ваших чувств.

— Что такое миссия «Реконкиста»?

— Хронологически третья исследовательская миссия на планету Царица Савская. В задачи миссии входит составление географического атласа материков, изучение флоры и фауны в районе высадки, а также формирование научной базы для заключения о пригодности планеты для колонизации.

— Как спасательная капсула оказалась в лесу?

— Экстренный непилотируемый отстрел с малой высоты. Стандартная процедура избавления от избыточной массы, вызывающей затруднения в маневрировании и входе в казуальный экзометральный портал в условиях опасной близости гравитационной воронки Инфундибулум Корви 215.

— Ах вот как она называется…

— Excusez-moi?

— Так, пустяки. Я верно понял, что от этой капсулы попросту избавились?

— Ваше понимание ситуации практически идеально. Impeccablement.

— Откуда французский?

— Инженер Филип Лефевр, отвечавший за техническое состояние спасательных средств миссии, родом из Мюлуза. Я разговариваю голосом его актуальной на момент последнего обслуживания подруги. Он обращался ко мне по имени Рашель. Я не стану возражать, если и вы окажете мне ту же честь.

— Хорошо, Рашель. В каком состоянии система аварийной сигнализации?

— В штатном. Должна, однако, вас уведомить, что в силу прагматических соображений возможности бортовой системы сильно ограничены.

— Но ты сможешь после выхода на орбиту подать сигнал «Найди меня»?

— Certainement. Разумеется. Это спасательная капсула.

— Ничего не выйдет…

— Почему вы это повторяете, доктор Панин?

— Я не доктор. Я обычный драйвер. Только очень невезучий.

— Надеюсь, я не оскорбила вас подобным обращением.

— Конечно, нет. Считай, что я так молюсь.

Ни на минуту не переставая болтать с когитром, Панин совершал множество целенаправленных действий.

Разыскал портативный пищеблок, работавший на пакетах сублимированной органики, и тот с готовностью снабдил его чашкой кофе. О существовании грузинского чая в силу упомянутых уже копиром прагматических соображений пищеблок не подозревал.

Впрочем, его скромного меню было достаточно, чтобы вернуть Панину чувство причастности к цивилизации.

Залез в душевую кабинку, где мужчине атлетических статей, хотя бы даже и сильно исхудавшему, поместиться можно было лишь на корточках. Это ничего не меняло: вода была горячей, пена — белой и душистой, а депиляционная паста «Фигаро» — пастой «Фигаро». В стенном шкафу обнаружились махровое полотенце и льняной кислотнорозового цвета халат с капюшоном. Внутри капсулы было тесно, до всего можно было дотянуться рукой, не вставая из пилотского кресла. Или… с дивана в боковой нише, с теплым желтоватым светильником в изголовье.

Борясь с искушениями, Панин соорудил себе несколько горячих бутербродов, новую порцию кофе, а еще истребовал простецкое бисквитное пирожное на десерт. С белым заварным кремом и абрикосовой ягодой. Чем кулинарный потенциал пищеблока совершенно исчерпывался. Но и этого было достаточно, чтобы Панин стонал от счастья.

Сытый, чистый, вернувший себе человеческий облик, он вылез из кресла и, словно сомнамбула, побрел в направлении дивана.

— Я только прилягу… ненадолго.

Последним, что он слышал, были наполненные неподдельной заботой слова когитра:

— Bonne nuit, monsieur.

Дорога домой. Взлет

— Ничего не выйдет.

— Если не возражаете, monsieur. Я знаю несколько хороших молитв. К сожалению, они на французском. Но ведь Всевышнему важен сам факт обращения, а не язык, не так ли?

— Не знаю. Никогда не молился. Если полагаешь, будто в этом есть смысл, начинай читать.

Голос когитра сделался заунывным: «Quand je marche dans la vallèe de l'ombre de la mort, Je ne crains aucun mal…»[3]

— Рашель, прекрати!

— Надеюсь, я не задела по своей несдержанности ваших атеистических убеждений.