Холод. Боль под черепом. Звезды над головой. Недовольное урчание в желудке, который не сохранил никаких светлых воспоминаний о родной Галактике, кроме пары бутербродов и нескольких чашек кофе.
Панин определенно был жив. Мертвецы не мерзнут, и чувство голода им чуждо. Он никогда еще не был мертвецом и не особо стремился, но других сведений на сей счет у него не имелось.
Капсула была грубо, варварски, с кошмарным скрежетом взломана. Ей спилили верхнюю часть, словно некий вселенский аристократ решил употребить ее подобно яйцу, сваренному вкрутую, только вместо ножа использована была самая ржавая пила, что отыскалась в этой части мироздания. Логично было бы ожидать, что воздух моментально покинет жилой отсек и рассеется в вакууме… так оно, собственно, и произошло, тем более что в той атмосфере, что окружала Панина, преобладал углекислый газ. Но он дышал, дышал свободно, не испытывая затруднений, и даже головная боль понемногу отступала, а то, что воздух казался ему чересчур сухим, безвкусным, ненатуральным, можно было смело счесть мелочным капризом.
Ситуация выглядела слишком абсурдной, чтобы оставить ее без внимания.
Увязавши пояс халата потуже, дабы полы не мешали в передвижении, Панин влез на пилотское кресло и попытался выглянуть в отверстие на потолке. Сила тяжести составляла какие-то доли от привычной, и ему без особого труда удалось подтянуться на одной руке, а затем в меру необходимого задействовать и другую. Приложив некоторые старания, он выбрался на внешний корпус капсулы целиком и теперь сидел там, свесив ноги в дыру и ошалело озираясь вокруг.
То, что он видел, не могло существовать в реальности. Такое можно было только выдумать.
Повсюду, докуда мог дотянуться его взор, парили звездолеты. Сотни, тысячи звездолетов, возможно, что и миллионы. Всех форм, размеров и физических кондиций. Выглядевшие совершенно целыми, слегка поврежденные и разбитые в хлам.
По-видимому, здесь были космические корабли всех времен и всех рас. Некоторые не оставляли сомнений в своем предназначении обтекаемыми формами, унаследованными от общих прототипов древности, главная цель которых состояла в прорыве сквозь газовую оболочку на орбиту собственного мира. Иные не походили ни на что когда-либо виденное, заставляя изумленно гадать об условиях обитания их создателей. Большинство же имело вид простой и утилитарный, как и следовало транспортному средству для перемещения в межзвездном эфире или же вне классических метрик.
Прямо под капсулой Панина величественно завис колоссальный, несколько миль в диаметре, черный диск с глубокими концентрическими бороздами. Вне всякой системы в корпусе, обрисованные внешней подсветкой, зияли овальные жерла вертикальных шахт. Возможно, то были входные люки, и все они были вскрыты. В безукоризненных очертаниях диска было что-то зловещее. Будто бы он явился в эти края завоевывать и порабощать. Но, как видно, не преуспел: дальний край диска казался жестоко и глубоко вмятым.
Следом, словно бы для контраста сопоставимый по величию и размерам, реял серебристый звездолет идеальных стреловидных форм, с отнесенными назад плоскостями, вряд ли предназначавшимися для маневров в атмосфере, казалось бы, сошедший с обложки старинного фантастического романа. Ровные ряды иллюминаторов вдоль корпуса были темны, хвостовой стабилизатор поврежден, а в том месте, где могла бы предполагаться двигательная секция, чернели неопрятные смолистые кляксы, выглядевшие заделанными в громадной спешке пробоинами от планетарных торпед.
По другую сторон); подавляя своими размерами и фантасмагоричностью, пребывало нечто странное, с аппаратом для космических путешествий вовсе не сходное. Не сплетенный даже, а скрученный без особого старания в сюрреалистическую скульптуру ворох металлической проволоки, внутри которого угадывались разбросанные в беспорядке зерновидные вкрапления. В закоулках этого инженерного безумия мог бы без труда укрыться целый межзвездный флот. На пересечениях прутьев тлели нехорошим синим светом клубы плазмы.
Впрочем, основной массив этой грандиозной экспозиции галактических технологий составляла всякая мелочь вроде панинской капсулы или забытого им же на Царице Савской блимпа. Незатейливые шары, груши, цилиндры в пористой, облысевшей от метеоритной коррозии броне, с двигательными установками, в которых угадывался весь спектр вариантов от примитивной фотонной тяги до гравигенного привода всевозможных модификаций.
Архипелаг погибших звездолетов. Что ни звездолет — то островок. Безбрежное скопище мертвой техники, погруженное во вселенскую тьму. Однако полагать означенную тьму кромешной было бы опрометчиво. Поблизости не присутствовало ни одного сколько-нибудь достойного светила, но сама Галактика с ее плотными, сливавшимися в сияющие туманные рукава скоплениями звезд рассеивала мрак, сообщая архипелагу объем и перспективу, разделяя на элементы, пусть совсем слабо, но отражаясь от каждого островка.