Бесконечная река

Но возможность была упущена, и теперь Панин плыл, а вернее — восходил к другому кораблю.

Медуза

Из темной и плоской фигурки из черной бумаги на усыпанном блестками темном заднике чужой корабль превращался в диковинное диво, на космический транспорт не похожее вовсе, а скорее на живое существо, достаточно большое, чтобы самому по себе быть астрономическим объектом, планетой или, на худой конец, планетоидом. И которому чрезвычайно не повезло угодить в гравитационную воронку-; на собственную погибель и безрадостную участь музейного экспоната. Объемистая сфера неправильных очертаний, какие чаще присущи органическим формам, нежели творениям технического гения, слегка сдавленная с полюсов чуть сильнее, чем позволяло бы сравнить ее с классическим геоидом, лоснящаяся отраженным блеском, подернутая не то светящимися изнутри прожилками, не то неглубокими трещинами. С брюха и с боков сферы свисали длинные спутанные щупальца, порождавшие неожиданное сходство с разъевшейся медузой.

Панин как-то сразу сообразил, что ему к Медузе совсем не нужно, что вряд ли он обретет здесь желанный покой и убежище, но поделать ничего не мог. Несмотря на самое энергичное трепыхание, его будто прибивало к Медузе незримой волной.

Между тем восхождение само собой приостановилось, и теперь он торчал под необозримым медужьим брюхом, в прогалине между щупалец, длинных и толстых, как колонны старинного храма. Щупальца были набраны из выпуклых колец черного с сиреневым отливом цвета, на вид липких, словно облитых для сохранности каким-то техническим маслом. Прямо над головой зияло звездообразное отверстие, через которое можно было бы при желании проникнуть в чрево Медузы, но такового желания Панин в себе почему-то не усматривал. Тем не менее заглянуть внутрь стоило хотя бы из соображений формального целеполагания. Панин взбрыкнул ногами, и потаенные силовые поля с готовностью подтолкнули его вверх на необходимые несколько футов. Еще усилие, и он обнаружил себя на борту Медузы — если, конечно, то был и вправду борт, а не физиологическая оконечность пищеварительного тракта.

Здесь его не ждало удушье — предложенная газовая смесь оказалась вполне приемлемой. Зато лавиной обрушились густые запахи, ни один из которых не заслуживал имени «аромат». Застарелая помойная тухлятина, аммиачные пары, закисший перегар. Родная атмосфера того мира, что породил Медузу к жизни и странствиям по волнам эфира и к чужакам был не вполне благосклонен.

Но! Внутри Медузы тоже было memo.

Да не просто тепло… Панин испытал блаженное чувство, как будто бы его, несмысленного младенца, ласковые материнские руки завернули в стеганое пуховое одеяло. Сражаясь с неодолимым желанием лечь прямо здесь, у порожка, он сделал несколько неуверенных шагов по слегка вогнутому, скользкому и влажному, как нёбо гигантского зверя, полу. Ему почудился слабый ток встречного воздуха, теплого и смрадного. Прямо перед ним начинался овальный туннель, в самой глубине которого что-то неясно мерцало призрачно-зеленым светом. «Я не пойду туда, — сказал себе Панин. — Мне это не нужно. Я и без того вижу, что этот корабль совершенно чужой. И на корабль не очень-то он похож. Поэтому я просто обогреюсь здесь, не удаляясь от люка… береженого бог бережет… а затем отправлюсь в новый поиск».

Он сел на пол, привалился к ребристой ослизлой стенке, нашарил в кармане халата пирожок, стряхнул с него текстильный мусор и неспешно, раздумчиво сжевал.

Веки в тепле сомкнулись сами собой… к своему удивлению, Панин обнаружил себя на лесной поляне, почему-то в глухом, душном скафандре с опущенным забралом гермошлема, а напротив ровненько в ряд сидели паниксы, чистенькие, в аккуратно расчесанных голубых шубах, одинаковые, как китайские терракотовые воины. Во сне он попытался содрать с себя удушливый шлем, внутри которого чем только не воняло, и вдохнуть полной грудью чистого прохладного воздуха, но руки соскальзывали, хватали пустоту, вязли в ней, как в прозрачном желе. Что-то было неправильно, что-то было не так…