Бесконечная река

Менялся узор, отрисованный пересечениями струн. Менялись очертания звездных россыпей на черных небесах. А когда в поле зрения ненадолго угодил пористый, как темная пемза, обвод звездолетного корпуса, все разъяснилось.

Они двигались.

Мусорщик следовал в пространстве вдоль одной из струн, как самый безобразный Тезей по нити космической Ариадны, избрав конечной точкой маршрута неизвестную и чрезвычайно удаленную цель. Панина он прихватил с собой, не удосужившись сделать это путешествие сколько-нибудь комфортным.

Ну еще бы… глаза пересохли и почти перестали видеть, все мышцы одеревенели, в носу свербило, а невозможность чихнуть обернулась китайской пыткой… хорошо еще — сердце не остановилось, легкие не прекратили сокращаться.

Удивительным образом эта телесная беспомощность пробудила в сознании, что было предоставлено самому себе, острую жажду сопротивления.

«Вот уж нет, — думал Панин с некоторым даже злорадным упрямством. — Я не умру.

Не сейчас. Я хотел умереть, но переменил решение. Не так просто. Рано или поздно эта дорога чем-нибудь да закончится. Я дождусь финишной ленточки и увижу последний пейзаж. И неизвестно еще, будет ли этот последний пейзаж и вправду самым что ни на есть распоследним».

Его тело распалось, прекратило существование, ничем более не давая о себе знать. Но разум, чистый, бесплотный, свободный, продолжал странствие. Плыл навстречу неизведанному, словно ореховая скорлупка с бумажным парусом по бесконечной реке.

Пространство, время, личность — ничего этого больше не было.

Только река и парус.

Смотритель

На речных волнах величественно колыхался кит.

Что делать киту в речных водах, как его угораздило? Таким естественным вопросом Панин даже не задавался. А кит был почти как настоящий, только раза в три крупнее самого солидного представителя семейства полосатиковых. Темно-сизое обтекаемое туловище в глубоких продольных бороздах, широко разнесенные плавники, плоский двухлопастной хвост…

«Галлюцинация, — лениво подумал Панин, не без труда возвращая себе власть над отбившимся от рук сознанием. — Либо я окончательно спятил. Наконец-то, давно ожидаемое событие».

Он моргнул, затем повторил это простое действие уже осмысленно, обстоятельно. Мутная пленка сползла с глаз, уступая место слезам. Панин с трудом, тщательно контролируя процесс, поднял затекшую руку к лицу и вытер лицо.

В висках стучали горячие ключи. По онемелым членам носились чумовые стаи колючих мурашек.

Кажется, он снова был полновластный хозяин своему телу и разуму. Но чтобы насладиться этим фактом сполна, требовалось время. Да он и не торопился. Что-то изменилось в нем за то время, пока он был бесчувственной игрушкой в лапах Мусорщика. Словно бы опасно истончилась, почти до разрыва, врожденная связь между неосязаемым пространством мыслей и материальной оболочкой, в которую они были вынужденно заключены. Он даже холода не чувствовал. Вернее, чувствовал, но не страдал от него, как еще совсем недавно. Телесные неудобства не просто отступили на задний план — они вообще остались за сценой. Он весь, целиком, обратился в приемник чистой информации. Восприятие реальности стало главной его функцией. Наверное, он мог бы не дышать вовсе — ничего бы от этого не изменилось, он как был, так и остался бы информационной воронкой, не слишком точной копией другой воронки, гравитационной…

«Что за бред!» — подумал Панин с неудовольствием.

Он мыслил. Он жил. Он не собирался сдаваться. Слетать с нарезки не входило в его планы.

Мусорщик по-прежнему висел неподалеку, устроив из своих конечностей подобие абажурной бахромы, и никакой избыточной активности не проявлял. Покосившись на него с тихой опаской, Панин перевел проясневший взгляд на китовью громаду, цель их длительного путешествия.

Разумеется, никакой то был не кит. Всего лишь очередной звездолет, жертва воронки. Вот только в очертаниях его корпуса виделось что-то знакомое и даже родное. Не плавники, а эмиттеры гравигенных секций. Не хвост, а кластер маневровых двигателей. И укрытая противопылевой защитой решетка сигнал-пульсатора на покатом рыле. И ноздреватые пластины компеллеров рыбами-прилипалами по всей туше.

Гига-дрон, научный корабль-автомат. Наследие старинного проекта, ничем толковым не завершившегося. Один из тех, что когда-то отправились на исследование гравитационных воронок и никогда не были найдены. Присутствие человека на борту даже не предполагалось. Все свободное место отводилось аппаратуре для исследований и связи.

И все же, и все же…