Тут Наум снова принялся меня разглядывать. А я не отводил взгляда. У него были очень внимательные и цепкие глаза. Как у орла. И нос был крючком.
«Ты, случайно, не швед?» – он спросил.
«Я, случайно, датчанин», – ответил я.
Он не улыбнулся на мою шутку и спросил:
«Мне доложили, что ты не любишь русов. Это правда?»
«Я их впервые увидел. Похоже, это я и мои люди им не понравились».
Не отводя от меня взгляда, Наум сказал:
«Сегодня они хоронят своего товарища. По их обычаю, они уже с утра начали пить. Их можно понять. Они скорбят… Но если они ранили кого-то из твоих людей и у тебя есть претензии, мы их накажем».
Я сказал, что у меня нет претензий.
«Я так и думал», – сказал Наум и, помолчав, добавил: «Я так и думал, что мы с тобой найдем общий язык».
Мы протянули друг другу руки и Наум сказал:
«Я за тобой пришлю, когда приедет Софония».
– Этот Софония приехал через три дня, – продолжал рассказывать Эйнар. – Это был высокий и красивый молодой человек, одного возраста с тобой, Хельги, но повыше тебя ростом. На плечи у него была накинута широкая шелковая мантия фиолетового цвета. Ее стягивал, как мне показалось, целиком позолоченный пояс. А из-под мантии выглядывала белая, как первый снег, рубаха, но не льняная, а из кого-то неизвестного мне материала. Мои гауты мне потом объяснили, что этот материал, скорее всего, называется хлопок. На голове у него была золоченая сетка; она придерживала его волосы на темени, а сзади они опускались ему на шею и на плечи. У него не было орлиных глаз или орлиного носа, но по всему чувствовалось, что он человек богатый и могущественный.
Между рынком и городом у них есть небольшая роща из разных деревьев и там стоят несколько шатров. Они их называют юртами, они круглые и сделаны из войлока. Мы с этим евреем встретились в самом большом шатре. Я таких больших шатров никогда не видел: в нем несколько помещений, отгороженных друг от друга ковровыми занавесами очень дорогой работы, и ковры, которыми украшены стены, судя по их виду, намного дороже лучших наших фризских гобеленов. Но никакого оружия я на стенах не видел.
Я хотел взять с собой Берси, Коткеля и одного из гаутов, если вдруг понадобится переводить. Но Наум, который пришел за мной, чтобы вести к приехавшему Софонии, сказал, что переводчик нам не потребуется и что Софония приглашает меня одного. Тогда я не стал брать гаута, но Берси и Коткелю велел следовать за собой. И Наум не стал возражать.
Однако в шатер я вошел один, то есть вдвоем с Наумом, а Берси с Коткелем остались у входа. Никакой охраны в их роще я не заметил.
Лавок у них нет. Они сидят на коврах, которые стелют на пол, и едят с маленьких столов, которые ставят перед собой. Меня сразу же усадили за такой стол и стали угощать. Нашего пива, ни простого, ни медового, они не употребляют, а вместо него пьют виноградную брагу. Я забыл, как она называется. Но его пьют народы, которые живут вдоль Западного пути. Ты, Хельги, там долго и далеко плавал. Не подскажешь?
– «Вино». Это питье называется вином. Оно очень вкусное и дорого ценится западными викингами, – сказал Хельги и учтиво улыбнулся своему старшему названному брату.
– Наверно, вкусное для тех, кто к нему привык. Но мне оно не пришлось по вкусу, – ответил Эйнар. – И еда мне их не понравилась. Но бочонок черной рыбьей икры они мне подарили, и я привез его вам, чтобы вы попробовали. Гауты меня заверили, что если бочонок наглухо закрыт, еда не испортится.
– Раз наш хевдинг привез, надо есть и благодарить его, – решил подать голос Логи Финн, сидевший по правую руку от Эйнара, и зачерпнул себе черных шариков. Но никто не поддержал его и к икре не притронулся. А Эйнар усмехнулся и продолжал рассказ:
– Я был один. А со стороны евреев – они себя так называют и я их буду так называть, – с их стороны были Софония, Наум и человек по имени Авдий. Я, Софония, Наум сидели за столом, ели и пили, а Авдий сидел в стороне от нас и все время записывал.
Софония задавал мне вопросы и внимательно слушал, склонив голову. Когда же я отвечал на три, нет, на четыре его вопроса, он поднял на меня глаза и смотрел так пристально, как у нас не принято смотреть в лицо гостю.
Вопросы были такие. Он спросил, не швед ли я и много ли среди нас шведов. Мне показалось, что лучше будет ответить, что свеев среди нас человека два-три, не больше. Ну, а сам-то я дан и говорил об этом Науму.
Потом он спросил, сколько викингов находятся под моим началом. Я ему объяснил, что мы не викинги, а веринги, и в чем между нами различие; что у нас нет и не может быть конунга, а всеми людьми командуют три брата-хевдинга, у каждого из которых есть своя дружина. Сколько нас, я не сказал. И тогда он снова спросил, не сводя с меня глаз: «сколько вас»? Мне показалось, что правильнее будет увеличить наше число, и я ответил: три сотни, но можем быстро призвать на помощь целое войско.