Читаем Бесполезная классика. Почему художественная литература лучше учебников по управлению полностью

В 1949 году всем сомнениям был положен конец — оба романа были запрещены постановлением секретариата Союза советских писателей как «клевета на советское общество». Но в 1956 году приключения Бендера вернули читателям. Мнение критиков было все еще неоднозначным, однако популярность романов росла день ото дня — вскоре после этого дилогия стала must have в библиотеке каждого советского гражданина, претендующего на интеллигентность. И вот уже в 1980-х годах герой Ильфа и Петрова не сукин сын, а интеллигент-одиночка и индивидуалист, критически относящийся к окружающему миру. Так его трактовал историк культуры и литературовед Яков Лурье. Позже Бендера и вовсе сравнивали с доктором Живаго (Юлия Вознесенская, советский и российский прозаик), Григорием Мелеховым из «Тихого Дона» (литературовед Анатолий Старков) и даже Печориным (литературовед Игорь Сухих).

Как и все перечисленные герои, Бендер не может ужиться со своим временем и обществом, в котором живет, что превращает его из фигуры комической в трагическую. Метаморфоза происходит не сразу. Бендер в «12 стульях» и Бендер в «Золотом теленке» — разные люди. В этой главе мы рассмотрим эволюцию героя Ильфа и Петрова, а заодно попытаемся отследить, как условия рынка и обстановка, в которых он действовал, обесценивали деньги и частную собственность.

«А вы этого даже не заметили»

Поначалу Остап Бендер выполнял у Ильфа и Петрова сугубо функциональную роль. Как Чичиков у Гоголя водил читателя по галерее представителей вымирающего сословия, так и Бендер водит нас по маргиналам, не желающим или не способным вписаться в новые реалии. К ним трудно испытывать сочувствие, даже несчастная вдова Грицацуева, положа руку на сердце, не вызывает теплых чувств. Все описываемые в книге персонажи и ситуации не предполагают в общем-то постановки каких-либо глобальных общечеловеческих вопросов. «12 стульев» — альбом карикатур на людей и явления, которые невозможно было бы рассмотреть в полной мере и посмеяться над ними без провожатого — Остапа Бендера.

В первой книге великий комбинатор не так уж и велик. Он обаятельный мелкий жулик, который пытается воспользоваться случаем, который весьма удачно подвернулся ему в лице Ипполита Воробьянинова. Он наслаждается процессом, который для него не менее, а может быть, и более, важен, чем результат. Упоение игрой затмевает многочисленные поражения, которые следуют одно за другим, несмотря на блистательные, в общем-то решения. В водевильном угаре заходящего НЭПа все еще есть легкость, и наслаждение жизнью в частном порядке.

В «Золотом теленке» уже все иначе. Реалии изменились — роман начали писать в годы «великого перелома», когда процессы коллективизации, раскулачивания и индустриализации начали набирать обороты. Частное уходит на второй план. Даже личные переживания становятся уходящей натурой:

— Молоко и сено, — сказал Остап, когда «Антилопа» на рассвете покидала деревню, — что может быть лучше! Всегда думаешь: «Это я еще успею. Еще много будет в моей жизни молока и сена». А на самом деле никогда этого больше не будет. Так и знайте: это была лучшая ночь в вашей жизни, мои бедные друзья. А вы этого даже не заметили.

Возможность наслаждаться простыми вещами исчезает. На смену молоку, сену и крестьянской лошадке идут железный конь и индустриализация, в которой, как заметила идеологически подкованная дочь автора ребусов Зося Синицкая, бога быть не должно.

По всей книге рассыпаны тревожные и даже страшные знаки, которые и не сразу разглядишь в комических персонажах и ситуациях. Васисуалий Лоханкин как карикатура на интеллигенцию, газовая атака, сумасшедший дом, где вместе с расхитителями прячутся от чисток и чуждые элементы, утаившие свое происхождение.

— У него, что же, родители не в порядке? Торговцы? Чуждый элемент?

— Да и родители не в порядке, и сам он, между нами говоря, имел аптеку. Кто же мог знать, что будет революция? Люди устраивались, как могли. ‹…›

— Надо было знать, — холодно сказал Корейко.

— Вот и я говорю, — быстро подхватил Лапидус, — таким не место в советском учреждении.

Тем, кому не место в советском учреждении и обществе, деваться некуда, вот и пиво дают только членам профсоюза, как и обеды в «Учебно-показательном пищевом комбинате ФЗУ». Девушки предпочитают представителей коллектива. Частный человек в лице Бендера загнан, его выдавливают. Даже одинаковый для всех атмосферный столб давит на него гораздо сильнее, чем на прочих. И дело не только в неразделенных чувствах.

Пока еще есть возможность скрыться в сумасшедшем доме, как Берлага, или в некой мечте, как это делает Бендер. Его ошибка в том, что, несмотря на всю прагматичность, он не может с этой реальностью согласиться. Он до сих пор верит, что деньги решают все проблемы. Но в том обществе, строительство которого так красиво описывают Ильф и Петров, деньги превращаются в ничто. А вместе с ними и Бендер. Кстати, одним из побочных вариантов финала книги предполагалось, что в стране деньги будут отменены.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение