Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино

Вместе с тем «12 лет рабства» снимает проблему, обнаженную «Джанго освобожденным». Как заметил сам Квентин Тарантино относительно больших идей: «Я имею в виду, что если ты снимаешь кино о том, что война — это плохо, то зачем тогда вообще делать кино? Если это все, что ты хочешь сказать, — скажи это. Всего два слова: война — это плохо. То есть всего три слова. Хотя два слова будет еще лучше: война — плохо»[319]. Картина «12 лет рабства» говорит: «Рабство — плохо». Все ясно. Что тут еще можно обсуждать? Адилифу Нама помещает «Джанго освобожденного» в более широкий кинематографический контекст, рассматривая фильмы «Амистад» (Стивен Спилберг, (1997)) и «Линкольн». Хотя последние и посвящены рабству, их проблема, с точки зрения Намы, заключается в том, что они изображают чернокожих как достойных, но все еще молчаливых людей. Поэтому, в отличие от этих двух фильмов, «12 лет рабства» становится серьезным высказыванием, способным рассказать историю духовной и физической травмы глазами расово порабощенных людей[320]. В этом отношении «Джанго освобожденный» проигрывает фильму «12 лет рабства», так как в последнем куда лучше показаны эмоциональные потери, а также стыд и отчаяние, в то время как первый скорее похож на фильм ужасов. И хотя Нама утверждает, что «12 лет рабства» серьезнее и сложнее, «Джанго освобожденный», по его мнению, работает в более широком идеологическом контексте, обсуждая наследие американской рабовладельческой системы.

Уместно будет упомянуть, как исследователь Дэвид Леонард возмущается тем, что «Джанго освобожденному» пресса уделила куда больше внимания, чем драме Авы Дюверней «На полпути в никуда»[321], которую исследователь называет одним из лучших фильмов в 2012 году. Леонард задает несколько риторических вопросов. Почему «На полупути в никуда» не обсуждали? Потому что в нем нет белых актеров, нарратива, удобного и понятного для белых? Потому что он посвящен повседневным проблемам чернокожих, а не фантазиям белых относительно чернокожих?[322] Однако Леонард не отрицает, что взявший «Оскар» фильм «12 лет рабства» все-таки привлек внимание общественности и прессы, но ему этого мало. К слову, то, что Леонард пишет свое эссе с критикой «Джанго освобожденного» для книги про картину «Джанго освобожденный» вместо того, чтобы написать эссе для книги про фильм «На полпути в никуда», весьма иронично. Но возможно, в фильме «На полпути в никуда» про расовые проблемы все сказано настолько хорошо, что говорить о нем уже нечего? Добавим также, что в 2017 году в номинации «Лучший фильм» «Оскар» получила картина «Лунный свет», в которой речь идет о проблемах чернокожих, а также об альтернативной сексуальности и т. д.

«Джанго освобожденный» и его критики

Критик Станислав Зельвенский в рецензии на «Омерзительную восьмерку» высказался предельно радикально о двух последних фильмах Тарантино: «„Джанго“, а теперь „Восьмерка“ — политические фильмы совсем уж фантастической пустоты»[323]. И хотя среди русских критиков кто-то пытался говорить про «борьбу добра со злом», то есть рассуждать в общечеловеческих и, следовательно, предельно размытых категориях, утверждая, что этого у Тарантино раньше не было, — очевидно, политический потенциал картины неамериканскому зрителю оказался плохо понятен. Но таким образом дела обстоят у отечественных критиков, для которых, что очевидно, расовые проблемы не являются актуальными. Правда, культуролог Ян Левченко, вероятно, в единственном академическом тексте о «Джанго освобожденном» на русском языке[324] нашел способ посредством обсуждения ревизии вестерна обнаружить в фильме «ревизию политкорректности», проследив в судьбе главного героя, безотносительно цвета его кожи, историю западной цивилизации и ее будущего[325]. Но это, конечно, уникальный случай. Вместе с тем в Соединенных Штатах, как того и следовало ожидать, вокруг фильма Тарантино развернулись серьезные социально-политические споры.

«Джанго освобожденный» в самом деле затронул весьма щепетильные вопросы расы, а вместе с тем осветил самую постыдную главу американской истории, которая до сих пор остается «коллективной травмой» американцев. Одни публицисты и критики спорили о том, что именно хотел сказать Тарантино. Другие заявляли, что Тарантино вообще не должен был ничего говорить, потому что не имеет на это никаких прав. Важно во всем этом то, что по крайней мере на Западе рецензенты и исследователи, кажется, не говорили о фильме в иных категориях, кроме как в социально-политических и этических.