Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино

Но что примечательно, критика «Джанго освобожденного» не ограничилась медиапространством. Например, не раз упоминаемый второй сборник эссе, посвященный анализу метакинематографа Тарантино, отличается от первого тем, что как минимум треть текстов представляют собой критику Тарантино. Это, с одной стороны, свидетельствует о том, что фильм действительно попал в нерв американского общества, с другой — что серия становится более объективной (или предоставляющей право высказаться всем). И пускай эта критика чрезмерно политизирована, она делает книгу интересной и по-хорошему забавной, а фильму в каком-то смысле даже придает глубину. Но, конечно, не все «интерпретации» сборника выглядят убедительными. Так, Рейнальдо Андерсон, Д. Л. Стивенсон и Шанте Андерсон, обсуждая различные аспекты тарантиновской эстетики, приходят к выводу, что фильм потерпел катастрофическую неудачу, потому что возвращается к стереотипным репрезентациям расы, гендера и класса[333]. Райан Джей Уивер и Николь К. Катол отмечают, что «Джанго освобожденный» ориентирован на мейнстрим, то есть успокаивает белую аудиторию, позволяя ей забыть о грехах прошлого. И как в предшествующем эссе, в этом авторы критикуют Тарантино за то, что он продолжает использовать кинематографические стереотипы. По их мнению, клише «ковбоя» и «волшебного негра» по-прежнему обладают риторической силой, несмотря на то что в фильме некоторые атрибуты этих клише отсутствуют[334]. Дэвид Дж. Леонард особое внимание уделяет теме «белого искупления» и нарративу фильма, «ориентированному на белых». Леонард настаивает, что «Джанго освобожденный» — история белых людей (маскулинных белых людей), а сам фильм призван доказать статус Тарантино как «великого белого освободителя»[335]. Можно быть уверенным, что это провокационное и резкое эссе неслучайно поместили в самый конец книги.

Адилифу Нама высказался о «Джанго освобожденном» амбивалентно. Позиция исследователя такова, что, с одной стороны, то, как американское рабство репрезентируется в «Джанго освобожденном», резко контрастирует с образами, которые можно найти в классических и давно канонизированных голливудских фильмах типа «Унесенных ветром» Виктора Флеминга (1939), где чернокожие показаны фактически хорошо обученными домашними животными, счастливыми подчиняться своим хозяев. Вместе с тем Нама приходит к выводу, что удавшийся бунт чернокожего человека в контексте готической фантазии в лучшем случае аполитичен, в худшем — регрессивен[336].

Вчитывания: рабство, капитализм и биополитика

Большинство исследователей подходят к «Джанго освобожденному» серьезно, считая его предельно важной картиной для социально-философских и культурных дискуссий, несмотря на то что фильм является популярным и предназначен скорее развлекать, нежели побуждать массовую аудиторию к размышлениям. Как отмечают в своем эссе «Тринадцать способов посмотреть фильм про чернокожих: что значит быть фильмом для чернокожих в Америке XXI века?» Хизер Эшли Хейс и Гилберт Б. Родман: «„Джанго освобожденный“ не является важным фильмом только потому, что играет на чувствах людей: это важный фильм, потому что он рассказывает историю о расе и расизме, которая отчаянно нуждается в том, чтобы быть рассказанной»[337]. Но даже в тех случаях, когда исследователи не оценивают «Джанго освобожденного» отрицательно, разброс всевозможных интерпретаций фильма остается весьма широким.

Как и многие авторы, обрадовавшиеся тому, что Тарантино, посвящая свои фильмы «истории» и социально-политическим проблемам, наконец предоставляет философам и в целом интеллектуалам широкого профиля пуститься во все тяжкие интерпретации, уже неоднократно упоминаемый Оливер Спек в своем предисловии к сборнику эссе, посвященному «Джанго освбожденному», задает политический тон всей книге. Он рассматривает «Джанго освобожденного» как иллюстрацию политической философии Джорджо Агамбена[338] и, в частности, его программным тезисам, высказанным в «Homo Sacer». И «если мы будем рассматривать огромное количество ссылок в „Джанго освобожденном“ не просто как удовлетворение фанатских ожиданий, но в качестве настоящих интертекстов, нам откроется политическое измерение фильма»[339]. С точки зрения Спека, «„Джанго освобожденный“ демонстрирует проницательное понимание механизмов биополитики», а Тарантино «репрезентирует рабство и расизм как прото-фашистскую функцию капитализма»[340]. В таком отношении многие из персонажей фильма оказываются теми, кто живет в состоянии исключения. Например, «воплощенный Сэмюэлом Л. Джексоном в образе „Дяди Бена“, Стивен, как ни парадоксально, является Homo Sacer, который настолько решительно занимает свою позицию, что в итоге становится лидером».