Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино

Но вернемся к вопросу о насилии. Как я отметил, мало кто из критиков и исследователей обращает внимание на то, что в творчестве Квентина Тарантино его репрезентация радикально меняется с выходом первого тома «Убить Билла», и даже те тексты, где это могло быть учтено, концентрируются на «Криминальном чтиве»[227]. Если в «Бешеных псах» и «Криминальном чтиве» насилие выглядит реальным, серьезным и иногда шокирующим, то в первом томе «Убить Билла» оно становится графическим — нереальным, несерьезным, клевым, но, возможно, все еще немного шокирующим. Чтобы понять, что именно изменилось в изображении насилия Квентином Тарантино, необходимо ответить на элементарный вопрос: что мы в принципе понимаем под «насилием на экране» или же «насилием в кино», что на Западе, как правило, называется «Film Violence»?

Прежде всего вопрос насилия и / или жестокости связан с восприятием и зрительской реакцией на увиденное. Что кажется естественным и вполне невинным одному, другому представляется чем-то невыносимым. Кому-то тяжело смотреть на кровь (неслучайно долгое время в кино ее намеренно раскрашивали неестественными красками, как, например, в «Таксисте»), кому-то — на избиение или драки, кому-то — на смерть, кому-то — на мучения и пытки. И действительно, почему нас могут шокировать сцены, в которых кому-то отрезают ухо, но не шокируют, скажем, драки в боевиках? Почему мы можем смириться с разрушениями городов и вполне нормально реагируем на фильмы про «мстителей», но болезненно переживаем смерть на экране? Джеймс Кендерик в книге «Насилие в кино: история, идеология, жанр» после долгих размышлений о том, как можно было бы адекватно определить понятие «насилие на экране» приходит к довольно релятивистскому выводу: «Насилие в кино — эластичный, скользящий, гибкий термин, который пересматривается и изменяется с течением истории или же в различных культурах»[228]. Что-то может определяться как насильственное в конкретном времени или месте, но не быть таковым в будущем или же в иной культуре. Кендерик ссылается на переосмысление насилия известной исследовательницей кинематографа Вивьен Собчак, которая призналась, что с течением времени стала воспринимать экранное насилие по-новому: чем больше она смотрела, тем больше притуплялись ее чувства или же тем более она становилась подготовленной к тому, что увидит[229]. То же можно сказать о многих фильмах, которые стали известны как «самые насильственные». Если раньше те или иные картины ужасов или триллеры вызывали жаркие споры и протесты со стороны консервативно настроенной части общественности, то сегодня они уже мало кому интересны потому, что репрезентация насилия точно так же изменяется. Такой феномен, как «европейское экстремальное кино», который можно рассматривать как часть «пыточного порно», вряд ли был возможен в 1990-х. Тем не менее картины «Мученицы» (2008), «Антихрист» (2009), «Сербский фильм» (2010) и другие возвестили о целом направлении в кинематографе, кстати, в рамках фестивального кино, а не в области маргинальных жанровых фильмов.

И все же даже многие старые картины до сих пор могут шокировать некоторых зрителей. Поэтому мы должны понять, чем отличается одно экранное насилие от другого. Один из любопытных подходов предложил Мюррей Померанс, согласно которому мы можем классифицировать экранное насилие в рамках двух категорий — «иронии» и «вероятности», что позволяет учитывать и намерения авторов, и то, как аудитория будет воспринимать увиденное. Померанс строит таблицу типов экранного насилия. Первый тип он называет «механическое насилие» (вероятное и неироническое), например это «Звездные войны» (1977); второй — «мифическое насилие» (вероятное и ироническое), например «Коммандо» (1985); третий — «идиоморфическое насилие» (невероятное и неироническое), например «Молчание ягнят» (1991); наконец, четвертый — «драматическое насилие» (невероятное и ироническое), например фильмы Альфреда Хичкока[230]. Сложно сказать, почему в качестве примера первого типа называются «Звездные войны», но суть такого типа репрезентации насилия ясна. Чаще всего, считает Померанс, в Голливуде используют первый тип — «механическое насилие». Оно предполагает наличие конвенциональных форм, использование стереотипов, а также полностью оправданные ожидания со стороны аудитории. «Мифическое насилие» концентрируется на том, что отдаляется от природы насилия как такового — от давления, угнетения, разрушения, достигая контраста за счет иронии. «Идиоморфическое насилие» скорее концентрируется на фигуре нарушителя границ, нежели на обстоятельствах. «Драматическое насилие», с точки зрения Померанса, наиболее сложное, потому что оно невероятное и ироничное одновременно: оно интригует и шокирует зрителя.