Бестия (СИ)

Мальчишка - Плисецкий, Виктор вспомнил - улыбнулся, тепло и светло, и Юри улыбнулся ему в ответ. Так, как никогда не улыбался Виктору. В груди защемило, сердце болезненно заныло. Виктор стиснул до боли телефон, тот пискнул, затрещал и погас.

Этот Юри другой, та самая непритязательная на вид раковина-жемчужница. Которая тоже может быть фантастически прекрасной, если посмотреть на нее под другим углом. Эрос пробудил страсть, жгучее желание, Виктор возжаждал его и болел им днями и ночами. Но там, где Эрос давил чувственной властностью, Юри Кацуки окутывал мягкой домашней атмосферой, теплом и искренней, неподкупной заботой. Будь то пластырь или поддержка, смех от того, что во время очередной прогулки чайка снайперским выстрелом испоганила любимую куртку Никифорова. Юри же ее и оттирал под недовольное бурчание Виктора о мести всем птицам.

Юри любит растянутые свитера и широкие брюки, в деловых костюмах походил на выпускника школы. Но на льду, когда одежда не скрывает изгибов сильного, тренированного тела… Виктор погружается в безумие от одного лишь взгляда. Любимая олимпийка давно уже привыкла, что теперь ее основное место - на коленях. И какое счастье, что на катке обычно прохладно, иначе Никифорову точно с собой бы не справиться.

Мальчишка на льду закрутился волчком вокруг Юри, заговорил, размахивая руками. Виктор прислонился к косяку. Он так и не снял коньки, но сейчас это не имело ни малейшего значения.

Больно. До чего же больно смотреть, как Юри уделяет внимание не ему, другим. Аж злость разбирает. Виктору хочется ударить, развернуть к себе резко Кацуки, впиться поцелуем в эти пухлые губы, прикусить до боли, чтобы раз и навсегда, чтобы…

Дурак! Как будто он может причинить вред Юри. Виктор хотел Эрос, а влюбился в Кацуки. До чего не смешная ирония. Две стороны одной монеты, обе притягательны, обе хороши по-своему. Виктор уже не знает, на кого именно дрочит темной ночью. То ли на Эроса в темном костюме на сцене, то ли на Кацуки в водолазке и спортивных брюках на льду.

Чтобы какой-то мальчишка отобрал его Юри? Не бывать этому!

Виктор процокал внутрь, Кацуки на звук обернулся. Виктор нацепил привычную улыбку, в мгновение ока снял чехлы с коньков и оказался на льду.

- Юри-и-и! - он давно заметил, как реагирует Кацуки на протяжное произнесение собственного имени. Вздрагивает, покрывается восхитительными мурашками. Если бы мужчина позволил, Виктор слизал бы их с его кожи.

Никифоров обхватил хореографа со спины, вжался всем телом. Девочка-школьница-фанатка восторженно пискнула, когда ощутила крепкие ягодицы Юри.

- Ты скучал по мне?

О, в отношениях прогресс - Юри уже не вырывается, понял, наверное, что это бесполезно.

- Безумно скучал, Виктор, но у нас занятие с Юрио.

Виктор поджал губы. А его имя Кацуки не изменял, тем более на японский манер.

- Может, тогда он сделает пока что-нибудь более сложное, чем просто поднимет ногу надо льдом, - фыркнул фигурист и оттащил мужчину к бортику. - Мне нужно поговорить с тобой!

Яков говорил, что в России бортики металлические, зимой подмерзают основательно, даже в помещении. Это быстро отучивает фигуристов виснуть на них. Но теперь Виктор счастлив, что в Сан-Франциско бортики пластиковые, иначе к ним бы не получилось так крепко прижать Юри.

Глаза мужчины расширились, зрачок, наоборот, превратился в точку. От удивления? От шока? Виктор не знает, но положительно сходит с ума от разрешенной власти, от податливости и покорности Юри. Его не смущает присутствие постороннего - Плисецкому лучше сразу понять, что здесь претендовать не на что.

- Ты мой, - почти шипит, обжигая мгновенно краснеющее ухо. Становится стыдно, но тренер не отвечает. Не Виктору.

- Юрио, на сегодня достаточно. Ты хорошо поработал.

Мальчишка кивнул, бросил выразительный взгляд из-под густой челки в сторону Никифорова и неторопливо отъехал к противоположному бортику. Виктор, скрипя зубами, ждал, пока мальчишка переобуется и смоется. Тот не торопился уходить, выпендрежник чертов! Но, наконец, пропал за дверью. Виктор тут же повернулся к Кацуки.

- Это моя замена?

Удивленный взгляд стал ему ответом. Юри хлопнул пушистыми ресницами, вскинул брови.

- О чем ты, Виктор?

- Тебе же его хотели дать, правда? Только Яков все перекроил, - зло спросил Никифоров. Он не хотел так говорить, но иначе не получалось, слова сами рвались с губ. Внутри поселился не знакомый ранее страх. Потерять Юри, узнать, что Виктор всего лишь замена, неудачная, раз хореограф сбежал.

Они вышли с катка. Виктор сел, опустил взгляд на руки. Злость исчезла, оставив разочарование. Было стыдно за свои слова, но по-другому он не мог. Не знал, как выразить свои чувства. С ним вообще подобное впервые. Кацуки умудрился каким-то образом занять важное место в системе его ценностей. Если вообще не первое.

Юри к тому времени уже снял коньки, переобулся и теперь опустился на пол перед Виктором, принявшись неторопливо расшнуровывать его “копыта”.