Бесы

Однако в главе «У Тихона», исключенной из романа по требованию ре­дакции журнала «Русский вестник», где печатались «Бесы», герой в своей «исповеди» объясняет ситуацию иначе: «Мне и вообще тогда очень скуч­но было жить, до одури. <.> В это же время, но вовсе не почему-нибудь, при­шла мне идея искалечить как-нибудь жизнь, но только как можно противнее. Я уже с год назад помышлял застрелиться; представилось нечто получше». Зная, что Хромоножка тайно влюблена в него, герой «решился вдруг на ней жениться». «Мысль о браке Ставрогина с таким последним существом, — продолжает он, — шевелила мои нервы. Безобразнее нельзя было вообразить ничего» (с. 758).

В приведенной версии брак с «восторженной идиоткой, без ума влюб­ленной» в него, — очередной эксцесс Ставрогина, уже тогда нуждавшегося в искусственных средствах для поддержания «жизненного тонуса» (мысль «шевелила <.> нервы»), — симптом совершившейся к этому времени утра­ты героем «источников жизни». Обнаруживается здесь и столь значимая для образа героя живущая в нем тяга к саморазрушению[62].

Вскоре после венчания Марья Тимофеевна была помещена по настоянию Ставрогина в какой-то отдаленный монастырь, а сам он, проведя около полу­года в городе у матери, на несколько лет отправился за границу.

Как можно восстановить по разрозненным упоминаниям и намекам даль­нейшие события, Петр Верховенский, намереваясь шантажировать Ставро- гина, распорядился, чтобы капитан Лебядкин забрал сестру из монастыря и привез ее в город к приезду Николая Всеволодовича. В Швейцарии, пережив страстное увлечение Лизой, герой готов был совершить преступление двое­женства, но под влиянием Даши стал сопротивляться этому соблазну. Он при­ехал в город с намерением обнародовать свой брак с Лебядкиной, чтобы «свя­зать себя этим браком, сковать свою свободу по отношению к женщинам» (как объясняет это Аким Волынский)[63], а также чтобы избежать шантажа Вер­ховенского. Кроме того, публичное объявление о браке с Хромоножкой яви­лось бы еще одним эксцессом, к которым так склонен Ставрогин.

Однако, когда мать задала ему по приезде прямой вопрос, у Ставрогина не хватило духа подтвердить, что Марья Тимофеевна — его жена. Этим и вос­пользовался Верховенский-Мефистофель, умело использовав сложность по­ложения Ставрогина, противоречия в его чувствах[64]. Употребив в качестве орудия Федьку Каторжного, расшевелив темные инстинкты в подсознании Ставрогина, он организует убийство Лебядкиных (одновременно привезя в Скворешники Лизу) как осуществление тайного желания самого Николая Всеволодовича.

Но так изложенный сюжет лишь внешняя оболочка, за которой скрыва­ется иной, мифопоэтический, символический план произведения. Поэтому в изложении здесь нельзя ставить точку, заключая: «Таков весь этот несложный роман Ставрогина с Лебядкиной»[65].

Ставрогин в сюжете романа встречается с Марьей Тимофеевной дважды. Первый раз — в гостиной в доме матери, второй — во время ночного посеще­ния Лебядкиных. Эта последняя сцена играет исключительно важную роль в композиции «Бесов», раскрывая смысл прошлого и предсказывая будущее.

Цель прихода Николая Всеволодовича — подтвердить Марье Тимофеевне свою готовность завтра-послезавтра объявить в городе об их браке и сделать ей предложение поехать с ним в Швейцарию, поселиться вместе в горном кан­тоне Ури. Однако чуть ли не с порога Хромоножка перехватывает инициати­ву разговора, определяя его характер и тональность. Реакция ее на появление Николая Всеволодовича по внешнему рисунку демонстрирует острое психи­ческое расстройство: героиня смешивает явь и сон, реальность и вымысел; фи­гура Ставрогина в ее восприятии шизофренически двоится (даже, может быть, троится) и т. п. С одной стороны, она называет своего собеседника «князем», выражая этим наименованием фантасмагорическое представление о своем истинном супруге. С другой — тут же начинает сомневаться, он ли это («Ведь это вы тогда вошли, а?»), и, обращаясь к Ставрогину, ведет речь о нем же в тре­тьем лице, как в разговоре с другим человеком. Так грамматически проявляется подозрение Хромоножки, что сейчас перед ней кто-то иной, отнюдь не тот, пе­ред кем она готова была опуститься на колени в гостиной Варвары Петровны. Причем оказывается не вполне ясным, который из двух, тот или этот, ее истин­ный супруг, а который — его «двойник». Чтобы свериться с образом, живу­щим в ее памяти, она просит Ставрогина встать и снова войти в комнату: «Я все пять лет только и представляла, как он войдет», — говорит Хромоножка.

По ходу разговора она всё более и более склоняется к убеждению, что «двойник» — тот, кто сейчас сидит перед нею: «Нет, не может того быть, что­бы сокол филином стал. Не таков мой князь!» А когда Ставрогин сообщает ей, что он, действительно, не князь и никогда им не был, Хромоножка уже ни­сколько не сомневается, что перед нею не ее супруг, а самозванец-. «Похож-то ты очень похож, может, и родственник ему будешь <.>, — бросает она в лицо собеседнику. — Только мой — ясный сокол и князь, а ты сыч и купчишка!»