Бесы

[331] По наблюдениям Г. П. Федотова, идея связи, близости Матери Христа — Богородицы и матери сырой земли многообразно присутствует в народной религиозной поэзии, но на­родный певец, по утверждению исследователя, никогда не переступает грань — не подме­няет сродство тождеством: «.как общая Мать, связанная с космическим рождением, Бого­родица может сливаться с матерью-землей, олицетворением космоса», тем не менее «народ сохраняет дистанцию между миром божественным и земным, но <.> переносит на матерь- землю значительную часть того комплекса религиозных чувств, которые обычно у него связа­ны с Матерью Божией». «В кругу небесных сил — Богородица, в кругу природного мира — земля, в родовой социальной жизни — мать являются, на разных ступенях космической бо­жественной иерархии, носителями одного материнского начала. Их близость не означает еще их тождественности. Певец не доходит до отождествления Богородицы с матерью-землей и с кровной матерью человека. Но он недвусмысленно указывает на их сродство:

Первая мать — Пресвятая Богородица,

Вторая мать — сыра земля,

Третья мать — кая скорбь приняла». (Федотов. С. 57, 78). Блестящий и глубокий богословский комментарий к словам «Богороди­ца — великая мать сыра земля есть» см.: Зандер. С. 38-62.

часов ходу, чтобы взойти на самую вершину Афона. <...> От церкви Богородицы до вершины горы еще час ходу <...> и уже к вечеру пришли на самую вершину. Солнце закатывалось, и пала тень Афона через весь остров Лимнос...» (Парфений. Т. 1. С. 294, 366-367). Однако Достоев­ский не копирует описание инока Парфения, но творчески преображает его, превращая реаль­ную зарисовку в «мистический пейзаж», связанный глубинной связью с образом Хромоножки в этом эпизоде. «Достоевский намеренно оставляет темному лепету дурочки его двусмыслен­ное значение, — пишет Вяч. Иванов, — соблазн для фарисейских ушей, в то время как подлин­ный смысл ее слов далек от будто бы провозглашаемого в них пантеизма <...>. Она прозорливо, хоть и бессознательно видит христианскую мистерию в вечной литургии природы: Острая гора с ее тенью, перерезающей каменный остров и рисующей знак креста, подобна Голгофе; солнце подобно Агнцу Божию» (ИвановВяч. Собр. соч.: В 4 т. Брюссель, 1987. Т. 4. С. 513-514).

[333] Реминисценция из трагедии Гете «Фауст» (ср. признание полубезумной Маргариты в финальной сцене части первой — «В тюрьме»: «Дочь свою утопила в пруду.»), организую­щая важную для замысла Достоевского параллель Хромоножки и Гретхен, призванную уси­лить звучание символического плана романа. Ср.: «Ее грезы о ребенке почти те же, что бре­довые воспоминания гетевской Гретхен»; «ужас Хромоножки при появлении Ставрогина в ее комнате предначертан в сцене безумия Маргариты в тюрьме». И шире: «Хромоножка за­няла место Гретхен, которая, по разоблачениям второй части трагедии, тождественна и с Еле­ною, и с Матерью-Землей; Николай Ставрогин — отрицательный русский Фауст <.> роль Мефистофеля играет Петр Верховенский, во все важные мгновения возникающий за Ставро- гиным с ужимками своего прототипа» (Иванов Вяч. С. 309).

дование сюжету песни резко повышает мифологизированность и загадочность образов (геро­ев „Бесов". — Б. Т.). Как это часто бывает, Достоевский опирается в равной или даже в боль­шей степени на опущенные им слова стихотворного текста, не давая читателям однозначного ключа к своим построениям» (Криницын. 2017. С. 83).

[335] Травестийная перелицовка стихотворения А. А. Фета «Я пришел к тебе с приветом.», опубликованного впервые в 1843 г. в журнале «Отечественные записки» (№ 7). Ср.: Я пришел к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало; Рассказать, что лес проснулся, Весь проснулся, веткой каждой, Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой <.>

Рассказать, что отовсюду На меня весельем веет, Что не знаю сам, что буду Петь, — но только песня зреет. (Фет А. А. Стихотворения и поэмы. Л., 1986. С. 236. (Б-ка поэта. Большая сер.)).

словно оседлали какое-то дикое животное, если же вы не хотите ехать верхом, вам ничего не остается, как устроиться на сиденье боком и ухватиться за рукав кучера <.>. Существуют дрожки новой конструкции, где скамейка расположена не вдоль, а поперек, кузов же формой напоминает тильбюри; он покоится на четырех рессорах, однако все равно едва поднимается над землей» (КюстинА. де. Россия в 1839 году: В 2 т. М., 1996. Т. 1. С. 130).