Бесы

[731] Имеется в виду памятник «Тысячелетие России», воздвигнутый в Новгороде 8 сентября 1862 г. в честь тысячелетнего юбилея легендарного призвания на Русь варягов во главе с кня­зем Рюриком, о котором под датой «В лето 6370» (от сотворения мира, то есть 862 г. от Ро­ждества Христова) сообщается в древнейшей русской летописи «Повесть временных лет». Эта дата считается началом российской государственности. Авторами памятника являются скульпторы М. Микешин и И. Шредер и архитектор В. Гартман. Монумент, представляющий собою гигантский шар-державу на колоколообразном постаменте, установлен в новгородском Детинце, напротив древнего Софийского собора. Среднюю часть памятника занимают 17 фи­гур, группирующиеся вокруг шара-державы в шесть скульптурных групп, символизирующих различные периоды истории Российского государства. В нижней части монумента располо-

[732] Как указал В. П. Полонский (см.: Печать и революция. 1925. № 2. С. 82), в основу этого эпизода положены впечатления Достоевского от литературного и музыкального вечера, состо­явшегося в Петербурге 2 марта 1862 г. в зале М. Руадзе, находившегося на набережной реки Мойки (дом № 63, соврем. № 61), близ Невского проспекта. Сам Достоевский выступал на этом вечере с чтением отрывков из «Записок из Мертвого Дома». Вечер проводился в поль­зу Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым (но негласно часть средств предназначалась для сосланного в Сибирь М. Л. Михайлова и арестованного В. А. Обручева). Прототипом «третьего чтеца» явился либеральный профессор русской истории Платон Ва­сильевич Павлов (1823-1895), читавший на вечере свою статью «Тысячелетие России». Как вспоминал Н. Н. Страхов, статья, «как и всё, что исполнялось, была предварительно процен- зурована; он прочитал ее без изменения, но с такими выразительными интонациями и жеста­ми, что смысл получился вовсе нецензурный. Поднялся радостный гвалт, восторг невозмож­ный для описания» (Достоевский в воспоминаниях. Т. 1. С. 431). «Дошла очередь до Павло­ва <.>, — также вспоминает бывший на этом вечере Л. Ф. Пантелеев. — Он, по-видимому, заметил, что в задних рядах плохо слышали лекторов, а голос у него был слабый; он взял не­сколькими нотами выше обыкновенного; отсюда всё чтение получило заметно выкрикиваю­щий характер, и в то же время сильно подчеркивались слова, сами по себе не заключавшие ни­чего страшного. <.> Вот он кончил; начались вызовы. Павлов долго не выходил, наконец по­казался и дал знак, что хочет говорить; мгновенно воцарилась тишина. Что было у него на уме, трудно сказать; только он произнес: „Имеющий уши слышать да слышит". После этих слов в зале произошло нечто трудно описуемое, вероятно, потом оказалось немало поломанных стульев. Многие тут же громко говорили, что Павлову несдобровать» (Пантелеев. С. 227­228). В публикации официозной газеты утверждалось, что «при чтении этой статьи г. Пав­лов дозволил себе выражения и возгласы, не находившиеся в статье, пропущенной цензурою, и клонившиеся к возбуждению неудовольствия против правительства» (Русский инвалид. 1862. 7 марта. № 51). Павлов, видимо, действительно был психически нездоровым челове­ком. Знавшая его по встречам в Лондоне Н. А. Тучкова-Огарева вспоминала: «Это была ум­ная, даровитая личность, но, вероятно, надломленная гнетом той эпохи <.> в разговоре он производил тяжелое впечатление психически больного. Он был мрачен и постоянно говорил, что за ним следят и что это его ужасно утомляет <.> это была мания у Павлова» (Тучкова- Огарева Н. А. Воспоминания. М., 1959. С. 118). «Те, кто ближе знал Павлова, и тогда счита­ли его не совсем нормальным человеком. Тяжелые ли горячки (последняя осенью 1861 г.), ко­торые он перенес не раз, или трудное положение профессора в Киевском университете <.> сделали из него человека крайне подозрительного; он, например, пресерьезно уверял, что за ним везде следят иезуиты». Упомянув о последовавшей вслед за этим выступлением ссылке П. В. Павлова в глухую провинцию под полицейский надзор, Л. Ф. Пантелеев также замечает, что «невольное пребывание в Ветлуге в связи с рядом нервных горячек совершенно сломило его» (Пантелеев. С. 228-229, 191).

[733] Да простит вас Бог, мой друг, и да хранит Он вас (фр.).

[734] Со временем (фр.).

[735] О, вчера он был так остроумен (фр.).

[736] Со всеми онёрами (от фр. honneur — почести) — в карточных играх в винт и вист — со всеми старшими козырными картами от десятки до туза; в широком смысле: со всем, что полагается, со всем необходимым. Здесь — официальным образом, с соблюдением всего, что предписывается в таком случае законом.

[737] Какой стыд! (фр.)

[738] Кварташка (сниж.) — квартальный надзиратель, полицейский чин, осуществлявший надзор за порядком в пределах городского квартала. Должность соответствовала 10-му класс­ному чину Табели о рангах (штабс-капитан).