- А вот еще вещица, весьма занятная, ваше высокоблагородие. - Тараканов протянул Алексею темную, подбитую ватой тальму. - Утверждают, что вещи принадлежат дочери, но я Капку помню, для нее эти башмаки маловаты будут. Да и сама одежка дороговата, в таких обновах Капка отродясь не щеголяла.
Алексей взял в руки и внимательно осмотрел сначала ботинки - они были из хорошей кожи, и тачал их явно отменный мастер. Чулки тоже были шелковыми, тонкими, С недавно вошедшей в моду пяткой. Стоили они прилично и только-только появились в Североеланске, так что прижимистый мельник вряд ли сподобился бы купить столь роскошные чулки своей дочери.
- Ты говоришь, чулки и башмаки для дочери куплены?
Так почему они постираны и почищены, если ни разу не надеваны? Как я понимаю, дочь теперь с вами не живет? Но почему столь дорогие вещи не забрала с собой? - спросил он у Акулины, которая понурившись сидела на лавке возле окна.
Та вздрогнула и уставилась на него затравленно, словно ее только что крепко избили. Стянув вместе концы платка, она тихо произнесла, причем губы ее побелели и тряслись так, что Алексей едва разобрал ответ:
- Воистину так, Капкина одежа! С рук куплена, потому выстирана. В приданое сготовила.
- И это тоже, скажешь, Капкино приданое? - Иван подсунул ей к лицу тальму. - Смотри, даже кровь как следует отстирать не удосужилась! Говори, за что барышню убили?
Говори! - Он схватил Акулину за шиворот и хорошенько тряхнул. Признавайся, на пару с сынком зарезали? Или его покрываешь? - И кивнул на мельника. - Одежда явно снята с убитой, тут без экспертизы понятно!
- Не убивали мы! - запричитала Акулина и закрыла лицо руками. - На кресте побожусь, не убивали!
- А кто убивал? - спросил вкрадчиво Иван и, отпустив ее, присел на лавку, не спуская взгляда с подозреваемых.
Мельник угрюмо смотрел в пол, сцепив руки на коленях.
Мельничиха, привалившись спиной к стене, испуганно взирала на сыщиков, прикрыв лицо краем платка.
- Я спрашиваю: кто из вас убивал? - рявкнул Иван и стал медленно подниматься с лавки. - А ну не запираться мне! Говори как на духу, иначе отвезу в город, там по-другому спросят!
- Не убивали мы, - глухо сказал Петухов. - Месяц или чуть поболе того Гришка за плотиной шлялся и наткнулся на яму, где барышню эту закопали. Видно, день всего прошел или два. Холода стояли, так что с ней ничего не случилось. Но собаки учуяли, копать стали... Гришка прибежал в дом, вопит во весь голос, в штанах мокро, а мы ниче уразуметь не можем на пару с Ванькой, работником. Побежали к тому месту, где собаки копали, а они уже труп наполовину отрыли, только тогда мы и расчухали, что к чему. Я хотел в полицию заявить, а Ванька меня уверил, что в покое нас тогда не оставят. Вот и бросили мы убитую в воду... - Мельник удрученно покачал головой. - А она возьми через два дня и всплыви. Вот и пришлось в мешок ее сызнова заталкивать да камни привязывать... Думал ужо, избавились, а оно вон как получилось, створ забило... Пришлось в подмогу мужиков с хутора звать, а они того, мешок-то из воды подняли.
- Говоришь, Ванька посоветовал труп в воду спустить?
А в мешок кто ее прятал, тоже он? - спросил Алексей и пояснил Вавилову:
- Тезка твой, больше полгода в работниках на мельнице жил, а после прихватил двух лошадей с телегой и сбежал.
- Понятно, - кивнул Иван и внес свою лепту в допрос Петухова:
- Жернова работник посоветовал приспособить вместо груза?
- Он, он посоветовал, - с готовностью закивал мельник. - Сам и веревки принес. Те, что в сенях висели.
- А Иван этот, работник твой, случайно, не хвастался, что матросом служил или, может, на торговых судах плавал? - поинтересовался Алексей.
- Нет, слова не было... - пожал плечами мельник. - Он не говорил, я не спрашивал. - И вздохнул. - Шибко хороший работник был, кабы не жулик.
- А чулки и башмаки кто с убитой снял? - спросил Иван.
Мельник отвел глаза, потом с неохотой произнес:
- Акулина, язви ее в душу. Она следом прибежала. Думала, Гришка что утворил. Она за ним, как квочка за цыпленком. Лучше бы... - Петухов крякнул и с укоризной посмотрел на Алексея. - Не со зла это, а от бедности нашей. Хотелось дочку побаловать.
- Тьфу на тебя! - не выдержал и сплюнул прямо на пол пристав. - Грех на душу взяли, а раскаяния ни на грош. Потому, видно, Капка и сбежала от вас, подальше от таких подарков.
- Что ты, охальник, плетешь? - взвилась вдруг на дыбы мельничиха. Одутловатое лицо ее пошло красными пятнами, а сильно косивший глаз и вовсе сместился к переносице. И Алексей подумал, что ни так уж она покорна и запугана, как показалось вначале. Упоминание о дочери заставило ее забыть о том, что не следует перечить начальству, тем более приставу, от которого многое зависело в уезде, в том числе и то, удастся ли мельнику отделаться малой кровью или пережить весьма серьезные неприятности. Недоносительство полиции о совершенном уголовном преступлении могло повлечь нешуточное наказание. И мельнику, и Акулине грозило самое меньшее по шесть-семь месяцев арестантских рот каждому за преднамеренное укрывательство трупа.