Без поцелуя на прощание

– Да, я очень по нему скучаю. Но не потому, что я в Нью-Йорке, а он дома. Я уже давно по нему скучаю. Мы уже давно стали отдаляться друг от друга, и это причиняет мне сильную боль.

– Это связано с Лорканом? – шепчет Эйва, слезы струятся по ее щекам, оставляя бледные следы на безупречном макияже. Она боролась с этим сколько могла, но проиграла битву, не сумев сдержать эмоций.

– С Лорканом? – удивленно спрашиваю я.

Очень мило, что Эйва уже обращается к своему ребенку по имени, но я не могу понять, как это связано с тем, что я скучаю по Марку.

– Марк же не знает, что ты беременна, да?

– Нет. Конечно, не знает. Знаете только вы с Адамом.

– Хорошо, – говорю я все еще в недоумении.

Может, Эйва думает, что я расстроена из-за ее ребенка, потому что у меня был выкидыш? В этом есть смысл. Должно быть, поэтому она так долго ждала, прежде чем сообщить мне о своей беременности.

Я проскальзываю на свободную часть лавки так, что мы с Эйвой прижаты друг к другу на крошечном пространстве, которое обычно занимает один супертощий человек.

– Я не расстраиваюсь из-за твоего малыша, – говорю я.

– Хорошо, – шепчет Эйва, вытирая глаза и громко шмыгая носом.

– Мне было тяжело пережить выкидыш, и было бы замечательно, если бы у нас протекала беременность одновременно, но учитывая, в каком состоянии мой брак, не думаю, что было бы здорово завести ребенка. По крайней мере сейчас.

– Наши с Адамом отношения тоже неидеальны, но я надеюсь, что ребенок нас сблизит.

Я смотрю на свою лучшую подругу:

– Дети и вправду меняют все.

Я вспоминаю, как впервые взглянула в прекрасные голубые глаза своего новорожденного малыша – он был настоящей копией Марка. В тот миг жизнь казалась такой идеальной. Несправедливо, что время положило такой жестокий конец нашему счастью.

– Думаешь, вы с Марком еще можете повернуть время вспять? – спрашивает Эйва.

Слова Эйвы пулей пробивают мои мечты, разбивая их на осколки.

– Вряд ли. Он пытался убить меня, потому что завел роман на стороне. Да, если бы это был сериал «Жители Ист-Энда» или «Улица Коронации», уверена, мы бы поцеловались и помирились, но, к несчастью, в реальной жизни все немного иначе.

– Думаешь, это потому, что твоя потеря так тебя изменила? – шепчет Эйва. Как будто она боится вслух признать, что я изменилась.

– Нет. Я думаю, это потому, что он спит с другой женщиной, – выплевываю я слова, как будто они отвратительны на вкус.

Мы обе некоторое время молчим. В ответ на это вряд ли что-то можно сказать.

– Плевать, все равно он уже заменил меня на нее, – наконец говорю я. – Может, и мне пора сделать то же самое.

– Найджел? – спрашивает Эйва, и неодобрительная морщинка прочерчивает кожу между ее нахмуренными бровями. – Да уж, это было бы странно, – добавляет она.

– Почему? Я одинока, он одинок. Что здесь странного?

– Просто странно.

– Почему, Эйва? Тот факт, что я произвела на свет маленьких людей нижней частью своего тела, не значит, что она завяла и отвалилась. У меня все еще есть чувства, гормоны и потребности.

– Я знаю, – обороняется Эйва. – Я просто имею в виду, это было бы странно, учитывая вашу общую историю и все остальное.

– Опять? Какую еще общую историю? Ты же сказала, что мы с Найджелом не были знакомы, помнишь?

Черт побери. Я снова чувствую, как подступает волна тошноты и головокружение.

Эйва лжет мне – я это знаю. В моем подсознании будто имеется встроенный датчик. Возможно, моя собственная голова просто пытается защитить меня. Такое вообще возможно?

– Ничего, забудь. Я и так уже сказала слишком много, – говорит Эйва.

– В каком это смысле ты сказала слишком много? Ты еще вообще ничего не сказала.

– Хорошо. Давай продолжать в том же духе.

– Нет. Эйва, если тебе что-то известно, ты обязана мне рассказать. Прошу.

– Помнишь, как мы пообещали, что не будем заставлять друг друга общаться на неприятные для одной из нас темы? – спрашивает Эйва, слега подрагивая.

Я киваю.

– Мне некомфортно об этом говорить.

Я чуть сутулюсь, сидя на лавочке, и поворачиваюсь к ней лицом:

– Я не прошу тебя признаться в том, что ты напилась и совершила ошибку с каким-то случайным незнакомцем в баре. Мы здесь о моей жизни говорим.

– Я знаю, – сочувственно произносит Эйва. – Хотела бы я, чтобы мы могли говорить об этом, но меня предупредили, что не стоит это обсуждать.

Я резко вскакиваю на ноги. Желудок будто вот-вот вывернет наизнанку:

– Тебя предупредили? – кричу я.

– Ш-ш-ш, – говорит Эйва. – Люди смотрят.

– Мне плевать, кто смотрит. Мне плевать, пусть хоть за нами идет съемочная группа и транслирует всю эту отвратительную сцену на большом экране на Таймс-сквер[23]. А теперь говори. Кто тебя предупредил? Николь? Марк? Кто? Николь тебе угрожала? Или это был?…

Эйва вскакивает со скамейки еще стремительнее меня. Выражение ее лица кардинально изменилось. Она смотрит на меня почти злобно:

– Ты все та-а-а-ак неправильно поняла, Лаура. Все это время именно Марк борется, пытаясь защитить тебя.