Без поцелуя на прощание

Эйва старается изо всех сил, но покупка нескольких новых вещей не поможет мне справиться с тем, что моя жизнь разваливается на кусочки. Это невесело! Я резко вдыхаю, и воздух обжигает ноздри.

– Неужели прогулки по вонючим улицам в минус миллион градусов веселее, чем попивать шампанское в комфорте у Найджела? – Я точно знаю, как говорить на языке Эйвы. – Давай вернемся, прошу. Я замерзла и устала.

Эйва кивает. Если бы я знала, что она так легко согласится, то выдвинула бы свое предложение гораздо раньше.

Я копаюсь в сумке в поисках телефона, но прежде чем успеваю позвонить, он начинает пикать.

– Черт, – фыркаю я. – Я пропустила звонок от Найджела.

– Ладно, просто перезвони ему.

Я уже прикладываю телефон к уху и слушаю его голосовое сообщение.

– Ему вечером нужно в город. Похоже, в итоге он не сможет встретиться с нами или забрать нас.

Эйва выглядит до оскорбительного самодовольной. Теперь мне придется познакомиться с настоящим Нью-Йорком, хочу я этого или нет.

Я, хмурясь, гляжу на пакеты в руке и вздыхаю, делая глубокий вдох и чуя запах чего-то жирного и вкусного. Я бросаюсь через дорогу к сомнительного вида лотку с едой и возвращаюсь с двумя неаккуратными хот-догами и баночкой диетической колы.

– Держи, – говорю я, впиваясь зубами в неряшливо выглядящую еду. – Я умираю с голоду, и ты, должно быть, тоже. Тебе станет плохо, если не поешь чего-нибудь.

– Разумеется, – кивает Эйва.

– Кишечная палочка тоже часть настоящего Нью-Йорка, ты не знала? – хихикаю я, уплетая на удивление вкусный хот-дог.

Некоторое время мы молча едим, сидя на ржавой скамейке. Мы слишком устали, чтобы тратить бесценную энергию на разговоры.

– Ты в порядке? – спрашивает Эйва, как только мы обе берем верх над голодом.

– Ага, просто у меня снова это дежавю, – говорю я.

– Снова?

– Ага. Я знаю, это странно. Но за сегодняшний день это уже в четвертый или пятый раз.

С тех пор как мы приехали в Нью-Йорк, у меня бывает дежавю так часто, что я начинаю чувствовать себя странно, когда его не испытываю. С последним укусом хот-дога ощущение обостряется.

– Замечательная была игра, верно? – говорит Эйва.

– Ага, – смеюсь я, ковыряясь пальцем в ухе. – Кажется, я все еще глохну от всех этих криков.

– Ага, сумасшедшая толпа.

– Вообще-то я имела в виду твои крики, – я толкаю Эйву плечом, пока мы сидим на ступеньках Центрального вокзала Нью-Йорка, поедая крендельки и отходя от шума стадиона.

– Ну, не каждый же день «Янкис»[24] надирают задницу «Кабс»[25].

Проходящий мимо парень наклоняется, чтобы пожать мою гигантскую резиновую руку, которой я размахиваю, опьяненная командным духом.

– Впере-е-е-ед, «Янкис»! – скандирует он.

– Я уже бывала здесь раньше, Эйва? – спрашиваю я, закрывая глаза и пытаясь удержать угасающее воспоминание.

– Где?

– В Америке… в Нью-Йорке… здесь, прямо на этом месте, – я открываю глаза и нахожу табличку с указанием улицы, – на 42-й улице. Я уже бывала на 42-й улице раньше?

– Я ведь тебе говорила, что это замечательное место. Как будто дом вдали от дома, – бормочет Эйва.

Я соглашаюсь. Я почувствовала себя так, будто мое место здесь. Я отмечаю, что Эйва не ответила на мой вопрос, но думаю, что и так уже знаю, что бы она сказала.

Мы устало катимся от одной станции метро к другой. Эйва ориентируется в подземке словно профи. Я же понятия не имею, где нахожусь.

Если бы я отстала здесь от Эйвы, мне пришлось бы несколько дней искать дорогу обратно. Мы прыгаем с одного поезда на другой, а затем еще на один. Я тащу сумки, поднимаясь по такому количеству ступеней, что у меня на плечах образуются ямки от ручек, и эти же сумки оттягивают мне руки не меньшее количество ступеней вниз по другую сторону путей. Каждый раз, когда я кашляю, мне кажется, что я выплевываю кусочек легких из-за смрада угарного газа и почти полного отсутствия вентиляции. Здесь, внизу, жарко, как в парилке, и я чувствую, как маленькие бусинки пота стекают у меня вдоль позвоночника и неприятно собираются прямо над поясом джинсов.

Мне не хватило бы пальцев на руке, чтобы сосчитать, сколько раз у меня возникает искушение позволить огромным стальным дверям вагона выхватить из рук пакеты и утащить их подальше от меня.

Наконец мы достигаем последней станции. Мы успешно пережили день без особых драм. Моя шея даже не устала от веса раскалывающейся головы. Я улыбаюсь про себя, осознавая, что это такое – жить без головной боли. Я так привыкла к вечной пульсации в голове, что когда ее нет, чувствую, будто вот-вот взлечу.