Без приглашения

Один, что ли, я такой уродился — вечно всем недоволен. Собой тоже недоволен. Даже тем, что слишком много значения придаю своему недовольству, тоже недоволен. «Не клевещи на себя, Хартум! — Это я сам себе говорю. — Зима прошла, вьюги все реже, солнце все чаще, кое-где из-под снега пробивается зеленая травка… Травка! Часто ты видишь травку, Хартум? Ни разу не был в горах, ни разу не поохотился… Э, Хартум, и это пустое. Потому и не ходил на охоту, что дома твоя куропатка. «Домой, домой спешит женатый, к любимой женушке своей…» Значит, кое-чем и кое-кем доволен. Так что же ты жалуешься, на кого?»

У нас на комбинате опять пошли подстаканники. Большая серия, большой заказ. Я их почти ненавижу. Тысячи близнецов-подстаканников. Кто их покупает? Для себя, наверно, никто. Дарят в день рождения, на свадьбу. И стоят они, красуются в шкафах… А между прочим, еще месяц назад я к подстаканникам хорошо относился. Зимой они лучше, что ли?

Да, весна будит в нас новые желания и мысли. Но не только в этом дело. Сразу после женитьбы я стремился побольше заработать. Новая семья, новые желания. Радиоприемник купили. «Спидолу». Маленький, гладенький и такой сильный — музыку всего мира можно слушать. Часики купили Мадине — дань моде. Зачем женщине часы? Ладно, об этом потом. Хочу сказать о «Спидоле». Этот приемничек, он так не похож на все предметы нашего дома, так не подходит к стилю кубачинского дома… Нет, и об этом потом.

Я говорил, что зимой, то есть месяц тому назад, был доволен тем, что цех наш получил большой заказ на подстаканники. Легче заработать. Да, да — в этом все дело: гони и гони один и тот же рисунок. Рука привыкает, мысль в работе не участвует. Хочу я того или нет — иду на комбинат, сажусь за стол, беру деревянную формовку, надеваю на нее заготовку подстаканника, и мой резец начинает рисунок: стебель за стеблем, цветок за цветком, уверенно ложится на заготовке орнамент. Я не ошибся, когда сказал, что резец начинает рисунок. Он идет сам, куда надо, а рука — она только силу дает, необходимую энергию: послушно нажимает, послушно ведет направо, налево. Не только мозг, даже глаза почти не участвуют в работе. Человеку непосвященному трудно поверить, что это возможно. Но не случалось ли вам читать что-либо вслух и вдруг заметить, что смысл прочитанного до вас совершенно не дошел? А те, что вас слушали? Они, оказывается, все поняли. «Чем ты недоволен? — спрашивают они. — Ты хорошо читал!»

В такой работе то и приятно, что не мешает думать о постороннем, не мешает говорить с товарищами по работе. За длинным столом двадцать или двадцать пять мастеров-граверов разных поколений. У всех в руке резец. Общий шум работы напоминает шуршание зерен кукурузы на сковородке. И в этом есть что-то домашнее и уютное. Каждый раз, когда резец касается поверхности подстаканника, серебряная стружка падает на стол, а то и летит через голову. С первым движением руки появляется дуга, потом — кружочек, за кружочком — головка орнамента. И снова веточка, и снова кружочек, и снова, и снова, и снова… Закончив один подстаканник, берешься за другой. И если рука не знает устали, а резец хорошо наточен, если приятна общая беседа, да еще солнце бьет в окно — жизнь получается совсем неплохая. Работа как работа. Чистая. Да еще, заметьте, неплохо оплачиваемая. Но… лучше не видеть, что из-под резца твоего является на свет рисунок. Лучше забыть, что ты художник. Если забудешь, душа твоя спокойна. Уверенно гони черточки, кружочки, полукружья, точки — выполняй план, получай премии. Сеятель не видит рисунка поля; каменщик, не задумываясь, кладет одинаковые кирпичи; сборщик автомобилей завинчивает гайку или вставляет стекло: он работает, он создает машину, сильную и быструю, у которой тоже есть рисунок и присущая ей красота. Но и крестьянин-сеятель, и рабочий-строитель, и рабочий на автомобильном конвейере — они ведь не художники и не претендуют на художество. Не лепестки роз и не стебли трав стараются они воссоздать. Если же ты называешься художником, создавай произведение искусства. Своеобразное, оригинальное… Не прав я?

Мы, комбинат наш, чуть ли не весь наш аул Кубачи, — коллективный художник, так, что ли? А каждый в отдельности?

НЕ ДАЮ СЕБЕ ПОКОЯ

С весной опять полезли мысли, будоражат, мешают жить и работать. Почему не даю себе покоя? Осенью с отцом спорил, с завцехом спорил, с директором комбината однажды поспорил, раньше еще с дядей в Баку и с его женой не поладил. В конце концов со старшим своим другом Амиром — и то умудрился поссориться. Он перед отъездом сказал: «Ничего ты не понимаешь, мальчишка!»

Я женился… Тогда еще свадьбы не было, но сам же Амир меня сватал. Значит, я не мальчишка, да? Мужчина! Амир на моей свадьбе не был. Он невесту свою Аматуллу увез — родителей своих, родителей Аматуллы, весь родной аул обидел: свадьбу справил не дома, где-то там, в Ташкенте… Правильно это? Кто мальчишка: я или он?