Без приглашения

— За откровенность — откровенность: чуть с ума не сошла — так приревновала к тебе Амира. Слух, конечно, идет, что ты влюблена в Хартума. А вдруг сразу двоих любишь? Разве не бывает… Шучу, шучу! Когда я услышала, что ты через щелку назвала своего Хартумчика, у меня от сердца отлегло. Даже стыдно стало глупой своей ревности. Потому-то и повернулась — хотела уйти молча… Ах, джан, сестра, сколько нашей крови пьют проклятые парни! Ты бы знала, как ждала я Амира! Он в письмах писал: «Приеду — в ту же минуту объявлю по всему Кубачи, что женюсь на тебе. Заберу, увезу!» Вот приехал — все его видели, сейчас пир у него — одна я не видела и не слышала своего Амирчика. Три года его ждала, да? Для чего ждала? Чтобы такое переживать? Слышишь, у них музыка играет…

Аматулла припала к двери и разрыдалась. Как ее утешить? Э, бог с ней, с Аматуллой!

— Не плачь, не плачь, Аматулла. Иди домой плакать! Я правда жду Хартума.

Она так и взвизгнула — наверно, хотела, чтобы соседи слышали:

— Ждешь Хартума?! Да, да, ждешь, я знаю. Ну и смелая же ты, Мадина! Как впустишь его? Или через щелку будете целоваться?

— Глупая, разве главное в поцелуях?

— Неужели вы еще не целовались? Бедные!

Я ей говорю:

— Уходи, Аматулла!

Она не может остановиться:

— Мама моя подсмеивается надо мной: «К нам сватов не прислали Амировы родители, меня на встречу не пригласили помогать. Мадинину старуху пригласили. Значит, в силе сговор…» — Аматулла замолчала на мгновенье, да вдруг ка-ак закричит: — Врешь, Мадина, все ты врешь! Не я, а ты змея криворотая! Нарочно заперлась, чтобы не пустить Хартума. Не было быка — пахать брали петуха. Теперь Амир вернулся, зачем теперь тебе Хартум, да?

Думаю: «Вот до чего доводит ревность». Мне и жалко Аматуллу, и обидно, что так меня бранит, и не до нее мне.

Она как-то перестала ругаться. Тихо заговорила:

— Мадина, Хартум идет… Он по той стороне идет, в тени. Слушай, тебе скажу. У брата моего ходули есть высокие. Принести?

— Зачем?

— Ты совсем, что ли, глупая? Принести, я спрашиваю? Скорей отвечай. На ходулях Хартум до второго этажа достанет, со двора к тебе… Понимаешь? В окно… Понимаешь? Не бойся, Мадина, никому не скажу. Я не видела, не слышала, ничего не знаю, вас не выдам. Пока тут будешь у этой щели с Хартумом, я с другой стороны дома ходули приставлю. Ну, решайся! Тогда поверю, что не Амира, а Хартума любишь… Скорей, скорей — вот уже улицу переходит.

— Ладно, тащи! — сказала я, чтобы только поскорее от нее избавиться.

Клянусь аллахом, только для этого сказала! Неужели, думаете, могла позволить, чтобы Хартум на ходулях ко мне забрался?

ХАРТУМ

«НЕ ИЗМЕНЮ РОДНОМУ КУБАЧИ!»

Амир умный или я глупый? Может быть, мы оба умные или оба глупые? «Думать, думать надо!» — говорил наш старый учитель Гамзат.

Называю Амира своим другом… Он сам просил меня об этом, в письмах называл своим другом — удовольствие хотел доставить мальчишке? Я еще на комбинате не работал, а он уже считался лучшим гравером. В год, когда Амир собирался в армию, я только начал работать; он со мной возился, показал мне приемы, которые не всем старым мастерам были известны. За это его полюбил. Еще больше полюбил Амира, когда он стал брать меня на охоту. Прекрасный стрелок, он научил меня бить почти без промаха зайцев и куропаток. Конечно, его охотничьей меткости я не мог достичь из-за близорукости (в очках приходилось стрелять), но никогда не слышал я от Амира слова попрека, никогда он не подшучивал надо мной. Главное же, чем удалось ему пленить мою мальчишескую душу — та́к со мной говорил, будто мы одногодки.

Я уже рассказывал, что в письмах ко мне Амир то и дело посылал приветы Аматулле. Значит, любил ее? Все-таки, зная, что родители мечтают женить его на Мадине, я побаивался: вдруг, увидев, как повзрослела и похорошела Мадина, Амир отвернется от Аматуллы? Что тогда делать? Ужасно не хотелось с ним ссориться.

Амир мне сказал, что завтра увезет Аматуллу. Но он даже не увиделся с ней, не предупредил. Как так? Неужели не захотел повидаться с любимой? Еще больше удивил меня Амир тем, что на своем вечере заговорил о брошках. Заметно было, что разговор ему интересен и он был бы рад спору. Только властное вмешательство отца его остановило.

В тот вечер, а вернее в ту ночь, удивляться мне пришлось еще не раз.

Вы знаете, увидев на вечере мать Мадины, я загорелся желанием во что бы то ни стало повидаться со своей любимой. Я вышел во двор и потихоньку ускользнул. На беду ярко светила луна, я крался в тени домов, как вдруг чья-то тяжелая рука опустилась на мое плечо.

Я резко повернулся. Настроение было такое, что легко бы мог вступить в драку с любым, кто мне помешает.

Смотрю — меня догнал Амир.

— Уходишь? Даже подарок забыл! — Он покачал головой, но тут же улыбнулся. — Ладно, успокойся. Я понял, что ты идешь к Мадине. Не знаю, увидимся ли с тобой до моего отъезда… Возьми брошку. В день вашей свадьбы подаришь Мадине.

Я поблагодарил друга, пожал ему руку, сунул футляр с брошкой в карман. Больше говорить было не о чем.

— Провожу тебя немного, — сказал Амир.

Я был поражен: