Без приглашения

— Я не сказал, что ты, а сказал «как ты» тот молодой мастер, о котором говорю, не стерпел обвинения, бросил вилку и подскочил. «Что ты тут мелешь?!» — накинулся он на жену. «То, что ты слышал. Разве глухой, чтобы тебе каждое слово повторять?» Молодой муж махнул рукой: «Ладно, вижу — поиграть захотелось, пошутить. А теперь давай чаю». Жена стала наступать: «Какая может быть шутка — ты не в шутку воруешь. Ты меня и всю нашу семью хочешь опозорить. Скоро люди заговорят, что мой муж каждый день с комбината серебро уносит. Хорошо, я первая заметила…» Молодой мастер, как ужаленный змеей, закричал: «Где? Когда? Как смеешь мне говорить! Я ворую? Серебро ворую?! Ты видела? Ну, что молчишь? Говори, говори, говори!» С этими словами он даже замахнулся на жену, и тогда она, сделав вид, что страшно испугалась, протянула руку и вытащила застрявшую в волосах мужа серебряную стружку: «Вот, смотри, разве не права я? Крадешь, воруешь!» Молодой муж схватил каминные щипцы, а жена с криком выбежала на улицу.

Раздался дружный смех. Я тоже смеялся, хотя и не видел причины для веселья.

— Ну, что вы, молодые, об этом думаете? — спросил старый Касум.

Так как он смотрел прямо на меня, я ответил:

— Да, конечно, в нашем деле очень важна экономия, ведь не только с серебром, иногда и с золотом приходится иметь дело. Один унесет в волосах, другой — в ворсинках шерстяных брюк, третий…

Не дав мне договорить, все, кто был в цехе, так и грохнули. Я не знал, куда деваться от смущения.

Конечно, шире всех раскрыл свою белозубую пасть Каймарас. Признаться, я чего-то недослышал или не понял. Мужчина не должен обнаруживать непонятливость. Меня, наверно, подвело обилие мыслей. Перед рассказом старика я думал о новизне, об оригинальности, о том, что такое настоящее художество. Не о чем мне было спорить со старым Касумом. Но мне показалось, что уроню себя в глазах товарищей, если смолчу.

— Вы что? О плане, об экономии заботитесь? Учите-учите, не наскучило вам? — сказал я старику. Наверно, сердито сказал.

Касум дернул плечом:

— Какая муха тебя укусила, а, Хартум?

Не зная, что ответить, я проворчал:

— План, план, план! Бенвенуто Челлини без плана работал.

— Кто? Кто? — закричали молодые мастера.

— Эх, вы! — Я презрительно скривился. — Даже не знаете. Это был…

— …самый знаменитый ювелир мира, — продолжил за меня старый Касум. — Да, конечно, Бенвенуто был просто средневековым частником, а если хочешь — кустарем. И Микаэль Инджиев не работал на комбинате…

Тут я заметил, что рука моя задрожала и подвела меня: резец прочертил длинную кривую загогулину. Слишком близко к сердцу принял я разговор. Желая скрыть неудачу, я попытался незаметно спрятать подстаканник в ящик верстака. Но его выхватил у меня Каймарас. Поднял, громко поцеловал и продекламировал:

— Ай да Бенвенуто, ай да Челлини: одна минута — сто двадцать линий! Ура! Наш новатор Хартум от учености потерял ум. Полюбуйтесь на его работу…

— Отдай сейчас же! — заорал я и протянул руку.

Наверно, Каймарас понял, что дело может кончиться плохо. Побледнел:

— Шуток не понимаешь.

— Надоело мне все! — закричал я. — Одно и то же, одно и то же…

МАДИНА

НЕ ПОЙДУ ПРОСИТЬ ПРОЩЕНИЯ

«Легче остановить дождь, чем девушку, пожелавшую выйти замуж», — так говорят в народе. Я добилась своего, и я счастлива, если счастье человека заключается в беззаботности. Вот и зима прошла, я уже несколько раз бегала в лес — срезала из-под снега молодую травку для нашего теленочка. Корова сперва не хотела меня признавать, но я не позволяю свекрови подходить к ней. Старушке трудно убирать хлев. Я и доить взялась сама; корова ко мне привыкла, привыкла к моим рукам, молока в нашем доме стало больше. Мы живем безбедно, много подарков я получила в день свадьбы. Они висят сейчас у нас в комнате на шесте, и каждый гость может полюбоваться на мои обновы: на платье, платки, ковры… Вот смешно — Аматулла мне написала из Ташкента, что Амир преподнес ей к свадьбе белье — шелковые рубашки и штанишки. Я бы не потерпела. Мне шелковые чулки принес один молодой сосед — мама его выгнала с таким подарком. Ох уж наши демобилизованные! Этот молодой гравер служил в Берлине и оттуда привез своим родным два чемодана всякой всячины. Он хотел сделать мне приятное, а получилось безобразие, разговор на весь аул. Что такое? Стоит парню попасть в армию — возвращается совсем другим. А есть вроде Амира — навсегда уезжают. Неужели плохо в родном ауле? Говорят, слишком строгие нравы, суровая жизнь, однообразие. Чтобы судить об этом, надо, конечно, поездить. Девушек и молодых женщин в армию не призывают, а просто так, ни с того ни с сего, кататься, путешествовать нам не приходится.