Без приглашения

Отец не удостоил Мадину ответом. Я тоже ей ничего не сказал. В самом деле: вмешиваясь в наши дела, она заставит отца думать, что я с ней советуюсь. Отцу же я хотел сказать: «Наш давний спор продолжили вещи. Новые формы и новая красота исподтишка завоевывают нас. Даже тебя, отец. Почему ты считаешь, что на подстаканнике старинный узор хорош, а на утюге плох? Чугунные утюги раньше тоже выпускали с орнаментом. Дело, наверно, просто в моде!» Но я смолчал. Смолчал потому, что спорить пришлось бы не только с отцом, но даже и с самим собой.

Думаете, мне с товарищами не хотелось поговорить? Очень даже хотелось. Не знал, с чего начать. А главное — что отстаивать, за что вести борьбу.

Я стал задумчив.

ОДНА МИНУТА — СТО ДВАДЦАТЬ ЛИНИЙ

Редко получается, чтобы в граверном цехе люди молчали. Беседа работе, а работа беседе не мешают. Другое дело спор, в споре нужны руки. Наверно, когда-то спор и драка сливались в одно. Теперь мы сдержанней, от драки оставили только жестикуляцию. Сегодня тихо, тепло, солнечно, рокочет басок старого нашего седовласого мастера Касума. Он хоть и добряк, но, случается, цепляет на крючок критики то одного, то другого. Вот и сейчас, не показав ни на кого пальцем, заставил несколько человек покраснеть:

— Слыхали, что случилось вчера с одним нашим гравером?

Все притихли, ожидая, что скажет Касум, кого подденет. Он продолжал:

— Жена его поймала…

Старик замолчал, опустил очки на нос и оглядел всех нас, как бы желая найти того, кто сам выдаст себя излишним смущением. Мы наперебой стали его подгонять:

— Ну что же ты!

— Не томи!

— Гравера не назовешь — может быть, жену назовешь?

— Если не хочешь назвать ее имени, скажи хоть, хороша ли собой.

— А с кем он изменил?

Седой мастер лизнул кончик резца, склонился над зажатой в деревянные тиски чайной ложечкой и, не отрываясь от работы, начал рассказ:

— Так вот… Один молодой гравер, недавно женатый, будем называть его просто мастером, вернулся с работы домой…

И опять старик замолчал, стремясь распалить наш интерес. Конечно, мне да еще Каймарасу, как недавно женатым, достались взгляды и улыбки многих. Я наклонился над подстаканником, делая вид, что мне все это безразлично.

— Вернулся молодой мастер, — продолжал Касум, — а жена… она ждала мужа. Приготовила на обед наш тончайший кубачинский хинкал из белой муки с дивным соусом. Конечно же, молодой мастер широко улыбнулся и уселся за стол… Кому он улыбнулся? Острый запах чеснока, дымящаяся жирная баранина, только что вынутая из кастрюли, так возбудили его аппетит, что не жене он улыбнулся, а хинкалу, и молча принялся за обед. Молча жевал, молча сыпал перец. Жена уставилась на него и сказала: «Ну что ты за человек! Со дня свадьбы сорок дней прошло, но и сорока слов не слышала я от тебя. Я говорю, ты молчишь. На тысячу вопросов от тебя разве что дождешься одного ответа. День можно терпеть, два дня, неделю, две недели — приходит конец терпению! Кроме своего резца, ничего не видишь, ничего не слышишь. Ну, расскажи, что видел, что сегодня слышал?»

Я не удержался, искоса посмотрел на Касума, глаза наши встретились — хитрая лукавинка пронзила меня. Думаю: «Неужели и правда в меня метит?» Но я отогнал эту мысль. Не мог же он действительно спрятаться у нас в комнате. Все выдумывает старик.

— Кто скажет, кто угадает ответ молодого мужа молодой жене?

На такие вопросы отвечать не положено. Все ждали продолжения рассказа.

— Ну, если вы молчите, скажу я сам. Кое-как прожевав баранину, промычал молодой мастер: «Когда я ем, я глух и нем!» Сказав это, он тут же наклонился над тарелкой и вновь пустился работать вилкой. Другая обиделась бы и ушла, но эта… Она подбоченилась и уставилась в лицо мужа. Долго-долго так на него смотрела. И вдруг заметила что-то, а заметив, зарделась от удовольствия. «Ну, — подумала она, — сейчас я тебя проучу!» И ведь действительно нашла, к чему придраться. Говорит ему: «До сегодняшнего дня понять не могла, почему так угрюм и неразговорчив мой муж. Теперь все узнала, догадалась!» Она думала, что муж перебьет ее, заговорит. Не из таких был наш молодой мастер. Жевал, глотал, молчал. Тогда жена топнула ногой и закричала: «Вор, воришка, вот кто ты! Совесть загрызла — потому и молчишь!»

— Ну, это вы напрасно, уста Касум! — не выдержал наш белозубый праведник Каймарас. — Разве может среди граверов нашего комбината найтись хоть один нечестный человек? Не поверю!

— Не мешай! — зашипели мы все на Каймараса.

— Научись до конца слушать, не перебивай, разве я назвал твое имя? — рассмеявшись, сказал старик. — Какие вы все несдержанные! Вот так же, как и ты, не сдержался молодой муж…

— Я не сорок, я уже сто сорок дней, как свадьбу сыграл! — воскликнул Каймарас.