Читаем Без приглашения полностью

— Что за божья кара на мою голову! — Она била дочку и, пока била, поглядывала на меня. — Сколько надо повторять: домашние наши дела, семейную тайну только дура выносит на улицу! Уж не опозорить ли хочешь меня перед аульчанами?!

Мне стало жаль девочку, и я не удержалась:

— За что ты бьешь ребенка? Что она сделала?

— Ты… ты… мне указываешь?! А разве не сама распустила язык?.. Тебе не стыдно! — Дрожа от злости, свекровь не могла говорить.

Что-то во всем этом было непросто. Я чувствовала в голосе свекрови враждебность, направленную против меня. Если бы так заговорила со мной родная моя мама, уж я бы нашла, что ей ответить. Молча я вышла из дому.

На другой день я услышала, как свекровь плачущим голосом обращается к Хартуму:

— Не желая обидеть невестку, надеясь, что поймет свою глупость, почти каждый день я ругаю и колочу Бику. Жена твоя тупая, что ли? Нарочно не понимает, что ли? Ради аллаха, сынок, поговори с ней.

Пока свекровь говорила, я не знала, куда деваться от досады на себя и от стыда. Кусая край каза, я думала: «Так вот почему в народе говорят — «скажешь дочке, невестка поймет». А до меня ничего не доходило. Какая же я глупая, какая нечувствительная, Бика по моей вине так страдала!» Вот ведь как у нас. Слишком сложны наши кубачинские обычаи — так же закручены, как рисунок орнамента. Ведь было бы куда лучше, если б свекровь сказала обо всем прямо.

Я тут же хотела побежать и попросить у нее прощения за свою недогадливость. Но не могла этого сделать в присутствии мужа. А тут как раз я услышала его ответ маме. Он резко сказал:

— Уж не хочешь ли ты внести раздор в мои отношения с Мадиной?

— Да нет же, нет! Нарочно предупреждаю, чтобы из малых ошибок не вышел большой скандал. Старики говорят: «Сына воспитывают с детства, жену — со дня свадьбы».

Вот, значит, как! Хартум должен меня воспитывать… Нет, не пойду просить прощения. Видно, в семье мужа надо всегда быть настороже. Хотела поговорить обо всем этом с Хартумом, но за обедом он молчит, а после обеда у меня дел много.

ХАРТУМ

ТАЛАНТ НЕ У КАЖДОГО — ХЛЕБ НУЖЕН КАЖДОМУ

Месяц за месяцем все хорошо, и вдруг такой выпадет день — будто нарочно скапливаются беды. Чтобы не ударить Каймараса, я выбежал из цеха. По дороге домой, чтобы успокоиться, двери и окна всех домов считал: так меня учили старики. Правда, правда — легче становится. Пришел домой — мама стала жаловаться на Мадину. После обеда отец позвал в свою мастерскую.

— Ведешь себя, как мальчишка!

— Знаешь, папа, лучше я возьму лопату — пойду копать землю. Месяц за месяцем гоню план, три премии получил… Хотя бы понять… Но что мне деньги! Разве только в них счастье? Бьюсь как головой об стенку… Признания, признания я ищу — пусть меня испытают… Почему Каймарасу то и дело перепадает заказная работа? Вот и ты, отец, говоришь, что веду себя, как мальчишка. Значит, не мальчишка? Стоит ли жениться, если мужчиной не признают, самостоятельной работы добиться не могу. Проклятые порядки! Сегодня Каймарас дразнил, как собаку: «Наш новатор Хартум от учености потерял ум».

Хорошо ли вы помните моего отца? Его пушистые усы? Хорошо ли помните, как он хохочет? У него толстый смех, круглый. Люди говорят — добрый мой отец. Неужели добрый — над сыном смеется?

— Молодец Каймарас! — сказал отец, продолжая смеяться. — Заказные работы и самостоятельные, сам знаешь, — не одно и то же. Чем Каймарас молодец? Думаешь, в шутку говорю, что молодец? Он уверен в себе, а чего хочешь ты — додуматься невозможно. Каймарас видит совершенство в чистоте и тщательности. Ему есть чем гордиться. Нарисуй, и, если рисунок этот будет похожим на другие привычные рисунки орнамента, Каймарас выгравирует его с такой тщательностью, что ему позавидует даже фотоаппарат.

— Прости, папа, что перебиваю, не могу тебя слушать. Неужели сам не замечаешь — с фотоаппаратом сравнил? Прославляешь штамп? Почему нам тогда не поставить в цехах штамповальные станки?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том II
Том II

Юрий Фельзен (Николай Бернгардович Фрейденштейн, 1894–1943) вошел в историю литературы русской эмиграции как прозаик, критик и публицист, в чьем творчестве эстетические и философские предпосылки романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» оригинально сплелись с наследием русской классической литературы.Фельзен принадлежал к младшему литературному поколению первой волны эмиграции, которое не успело сказать свое слово в России, художественно сложившись лишь за рубежом. Один из самых известных и оригинальных писателей «Парижской школы» эмигрантской словесности, Фельзен исчез из литературного обихода в русскоязычном рассеянии после Второй мировой войны по нескольким причинам. Отправив писателя в газовую камеру, немцы и их пособники сделали всё, чтобы уничтожить и память о нем – архив Фельзена исчез после ареста. Другой причиной является эстетический вызов, который проходит через художественную прозу Фельзена, отталкивающую искателей легкого чтения экспериментальным отказом от сюжетности в пользу установки на подробный психологический анализ и затрудненный синтаксис. «Книги Фельзена писаны "для немногих", – отмечал Георгий Адамович, добавляя однако: – Кто захочет в его произведения вчитаться, тот согласится, что в них есть поэтическое видение и психологическое открытие. Ни с какими другими книгами спутать их нельзя…»Насильственная смерть не позволила Фельзену закончить главный литературный проект – неопрустианский «роман с писателем», представляющий собой психологический роман-эпопею о творческом созревании русского писателя-эмигранта. Настоящее издание является первой попыткой познакомить российского читателя с творчеством и критической мыслью Юрия Фельзена в полном объеме.

Леонид Ливак , Николай Гаврилович Чернышевский , Юрий Фельзен

Публицистика / Проза / Советская классическая проза
Чистая вода
Чистая вода

«Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя…» Вознесенский, Евтушенко, споры о главном, «…уберите Ленина с денег»! Середина 70-х годов, СССР. Столы заказов, очереди, дефицит, мясо на рынках, картошка там же, рыбные дни в столовых. Застой, культ Брежнева, канун вторжения в Афганистан, готовится третья волна интеллектуальной эмиграции. Валерий Дашевский рисует свою картину «страны, которую мы потеряли». Его герой — парень только что с институтской скамьи, сделавший свой выбор в духе героев Георгий Владимова («Три минуты молчания») в пользу позиции жизненной состоятельности и пожелавший «делать дело», по-мужски, спокойно и без затей. Его девиз: цельность и целeустремленность. Попав по распределению в «осиное гнездо», на станцию горводопровода с обычными для того времени проблемами, он не бежит, а остается драться; тут и производственный конфликт и настоящая любовь, и личная драма мужчины, возмужавшего без отца…Книга проложила автору дорогу в большую литературу и предопределила судьбу, обычную для СССР его времени.

Валерий Дашевский , Валерий Львович Дашевский , Николай Максимович Ольков , Рой Якобсен

Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная проза