Без приглашения

Винский так увлекся — ничего не видел. Замира махала руками, кричала:

— Негодница! Дала пощечину, а потом с ним танцевала…

— Так вот какова технология творчества, — с радостным удивлением проговорил Костя Богатеев. — Поучительно, интересно!

— А ну, оставь руку девушки! — Мукаш разжимал пальцы Винского.

— Хлопцы, девчата! — восторженно бормотал Талалай. — От це конхликт, от це кино!

— Шай-бу, шай-бу! — продолжал свое Шара Шараев.

Вдруг удар, звон, крик женщин. Это Аскер. Такой спокойный, такой солидный, Аскер Цагатов со страшной силой вонзил кинжал в середину стола. Задрожала сталь.

— Банцайут, алгист фауат![5]

И как раз в этот момент отворилась дверь, и на пороге возник комендант общежития.

— Посторонние, — прохрипел он, — прошу!..

Мгновенно скрылась, растворилась Амина. За ней помчался Мукаш.

— Возьми свой кинжал! — крикнул ему вдогонку Аскер.

— Пусть заберет Магомед. Плевать хотел я на его кавказский подарок…

— Э-эй, ты что! Совсем спятил? Вернешься, я тебе покажу!..

Кто-то ухватил меня под руку.

— Куда? Зачем? — упирался я.

— Догнать надо Амину. Скорей, скорей! Дура девчонка может черт знает что натворить… Да поторопись ты!..

У парадной общежития мы поймали такси. Винский назвал шоферу адрес…

*

Вот написал, что поймали такси, что Винский назвал адрес… Это правда, только были еще подробности, для меня ничуть не важные. А что было важно в тот проклятый вторник, если с середины дня сам собой не управлял, подчинялся воле случая? Не думайте, что к ночи опьянел. Даже не устал, не хотелось спать… днем все-таки вздремнул: такой организм — если днем прикорну на полчаса — ночная бессонница обеспечена… Люблю бессонницу, если не слишком часто. За то люблю, что являются мысли. Почти все пустые, но случаются забавные, а иногда отберешь из кучи свежую, пригодную. Мысли, они, как рыбы: пойманные, еще долго прыгают, не даются в руки. Или повисают на кончике пера. Встанешь записать — они выпрыгивают из лодки… Из какой такой лодки? Кажется, я заговариваюсь…

В ту ночь, которая и вторник и среда, мы вышли вдвоем с Винским, он размахивал портфелем, говорил, говорил. Было начало второго, пора бы закругляться. Я обрадовался, что вышли на улицу. А зачем вышли? Винский догонял Амину. Если надо — пожалуйста. Я тоже готов ехать — вчера получил перевод за статью в журнале, послал деньги жене, себе тоже кое-что оставил, шуршит в кармане.

Винский сказал:

— Смотри!

Метрах в пятидесяти от нас стояла машина с зеленым огоньком, возле нее спорили Мукаш и Амина.

— Подождем, — сказал Винский, — послушаем.

— Да ну!..

— Что ты понимаешь! — сердито проговорил Винский. — Увидишь — она его прогонит. Мальчишка ей нравится, но она себя строго соблюдает.

— Раздает пощечины направо и налево?

— Помолчи! — Он стал прислушиваться.

Мукаш и Амина продолжали спор. Шофер захлопнул дверцу и поехал. Они остались. Винский подал шоферу знак, и такси подкатило к нам. Мы еще успели увидеть, что Мукаш и Амина разошлись. Она побежала к остановке автобуса, а он медленно зашагал в нашу сторону.

— Скорей не можешь?! — закричал Винский, но Мукаш на него даже не посмотрел. — Едем с нами. Перехватим у дома!

Мукаш прошел мимо и скрылся за дверью общежития.

— Пожалуй, и мне пора спать, — сказал я и притворно зевнул.

— Не валяй дурака, — Винский затолкал меня на заднее сиденье, а сам уселся впереди. — Гостиница «Бухарест»! — сказал он таксисту.

— Там давно закрыто. — Таксист принял нас за ночных гуляк, решил, что недобрали, ищем спиртного. — Хотите, отвезу на Шереметьевский или на Внуковский аэродром. Буфеты работают круглосуточно.

— Мы не пьяные, мы влюбленные, — Винский расхохотался. — Трое в одной лодке… Езжай, куда велено… Лучше расскажи, о чем они спорили: киргиз и эта девчонка?

Шофер не ответил, дал газу, и мы помчались по ночной Москве. Было тепло, свежо — недавно прошел небольшой дождь, сквознячок движения обдувал меня, но все равно голова плохо работала.

«Что такое? — спрашивал я себя. — Вообще что это такое?.. Ничего важного, ничего серьезного. Но ведь что-то случилось. Я должен, должен понять…» Мы проехали под железнодорожным мостом, потом оказались на Новослободской. Улицы были пусты, шофер ехал с недозволенной скоростью. По Лесной свернули к улице Горького, и я обрадовался, что так хорошо знаю эту часть Москвы, помню названия улиц. «Что случилось?» — спрашивал я себя. Винский повернулся ко мне, его мускулистое лицо все время двигалось. Он говорил, хохотал — все еще не выдохся. Я не слышал ни одного слова. Мне было все равно — едем, стоим, перехватим мы Амину или так просто покатаемся. «Что случилось?» — спрашивал я себя. И тут же отвечал: «Ничего. Просто наивная смешная девчонка». Потом меня стало познабливать, и я поднял стекло на правой дверце. Пришлось покрутить ручку — сделать какое-то движение, проявить активность.

— Смотри, живой! — сказал шофер Винскому.

— Да он не пьян.

— Больной, что ли? Почему молчит?

— Тебе мало моего разговора?

— Надеялся на перемену. Уж очень ты, парень, орешь.