Без приглашения

— Разрешить не могу: в ночное время посторонние в общежитие не допускаются!

— Вот и хорошо! — вздохнула Амина. — Освободились. Звонок на большую перемену…

Она, кажется, и правда захотела уйти. Такая молоденькая — и ей трудно с нами. Жалел ее, но видеть больше не хотел. Что-то было в ней потерянное и отчаянное, озорное и в то же время робкое. «Заблудился щенок, притворился собакой, и на каждого лает, и боится пинка. А глаза вызывают на спор и на драку, но взывает о ласке трепетанье зрачка».

Вот случай, когда я не могу не заглянуть вперед. Ведь я-то знаю: это ее стихи. Да, да, Амины Булатовой! Потом прочитал, дней через десять.

А в тот момент нехорошо было. И ей было нехорошо, и мне. Стало еще хуже. Ждал, что сейчас разойдемся, все забудем, как в песне говорится: «Прости-прощай, подружка дорогая…» Нет, неожиданно выскочил Шара Шараев. Думал, думал и придумал:

— Как так большая перемена? Не надо перемены, пусть урок! Зачем приехали? Учиться приехали? Пусть учительница преподает, слушать хотим, углублять знания. — Он оглушительно расхохотался.

Глядя на кругленького Шараева, и другие заулыбались, просветлели, переглянулись и вдруг… дружно расхохотались.

Урок состоялся. Лучше б его не было. Слишком уж расшалилась молодая учительница. В ней кровь заиграла. Это не по-женски. Женская, а тем более девическая кровь не должна разыгрываться.

Амина руку подняла, сдержанно улыбнулась:

— Зачем «урок»? Такого слова я не произносила. Просто краткое собеседование. Мы еще мало знакомы, не знала, какой веселый, спаянный коллектив учащихся. Приятно, что много острите, любите смеяться. Юмор — драгоценное свойство. Люди без юмора (она чуть заметно глянула на Аскера) всем в тягость, сами тоже несчастны. Однако нельзя беспрерывно соревноваться в шутках. Это утомительно, пресыщаешься; мера необходима во всем. Напомню одно из правил поведения педагога… Вы не педагоги?.. Если писатели — обязательно педагоги, — учите народ… Так вот правило: на рабочем месте учитель громко смеяться, хохотать вместе с учащимися не должен — потеряет авторитет. Конечно, немного шутить разрешается, чтобы отдохнуть от серьезного и освежить внимание слушателей… Сейчас приходится делать наоборот: говорить серьезно, чтобы отдохнуть от бесконечных шуток… Можно продолжать?

…Представляете? Писательская вечеринка, пиршественный стол… Девчонка, пигалица, решила навести свой порядок. Стоит как фехтовальщица — руку подняла, будто рапиру вытащила из-под плаща. Только не плащ — мужской пиджак. Смешно и глупо.

— Магомед-Расул!

Она меня вызывала. Как посмотрела! Моя пятилетняя Мадина тоже умеет: пугаюсь, убегаю — она за мной… Может, и сейчас убежать? Самое время!

Нет, опоздал, преподавательница глаз не сводит. Точно как в школе.

Я вытянулся:

— Слушаю вас, Амина Алиевна.

— Подойдите ко мне… Ближе, ближе… Объясните… Пока Винский читал и позднее, когда говорил, вы не могли сосредоточиться, не спускали с меня глаз. Вы что, влюбились?

Раздался смешок, другой…

— Спокойно, — сказала учительница, — не мешайте проводить занятия… Ну так как же, Магомед-Расул? Боитесь признаться в любви? Имейте в виду: учащийся и может, и должен влюбляться в свою учительницу! Учительница стремится его увлечь, не так ли? Покорить? Убедить в том, что ее урок интересен…

— Болтаете глупости! — крикнул я.

— Не влюбились? — В ее глазах я читал злость и насмешку. — Нисколько?

— Не способен в вас такую влюбиться, — ответил я почти грубо и отвернулся.

— Так я и думала: натура не позволяет. Что ж, значит, не сумела вас увлечь, — она притворно вздохнула. — Теперь скажу: почему вы, не влюбившись, все же глаз с меня не спускали. Начнем вот с чего: Мукаш мне шепнул: «Магомед идти сюда не хотел, возмутился, что танцевала в ресторане».

— Вах! — не удержалась Замира и всплеснула ладонями. — Танцевала в ресторане! С мужчиной?..

Она бы еще и не то сказала, но опять муж остановил.

— Выходит, Мукаш ябедник, — сказал я, пытаясь все превратить в шутку.

— Да! — задорно ответила Амина. — Учителя ябедников обожают. А я к тому же и плохая учительница — меня выгнали. И вы, Магомед-Расул, этому отчасти способствовали…

— Что?! — чуть не закричал я, но сам себя одернул, сказал спокойно: — Вы, Амина Алиевна, звали всех нас к серьезности. Зачем так некрасиво шутите? Никогда вас не видел, ничего не слышал — как мог способствовать увольнению?

— Вы обо мне писали, Магомед-Расул! Не смотрите так, все объясню. Для этого пришла, для этого принесла сценарий — искала вашей поддержки, вашего совета. Сюда, в эту компанию, попала случайно, а утром к вам бежала со всех ног: автор моих любимых книг здесь, в Москве! Писатель, по чьей повести так хотелось сделать сценарий… Но вижу, вам трудно меня слушать: неприятно, что в чужом пиджаке, что пользуюсь теплом мужчины? Верно говорю? Угадала ваши мысли? Снимите с меня пиджак, Магомед-Расул!

— С удовольствием! — сказал я.

Я снял с ее плеч пиджак, швырнул Мукашу. Был уверен — все обрадуются: девушка открылась, по московским понятиям вполне нормальная.