Читаем Без приглашения полностью

— И кокетливого, — сказал Аскер.

— Правда, правда — кокетство пока не преоборол… Однако прошу: абстрагируйтесь от моего актерского кокетства, выдайте оценку литературным достоинствам и недостаткам того, что прочитал… Без обиняков… Задавайте вопросы, предлагайте решения. Я слишком тебя, Аскер Бухтиярович, уважаю, чтобы… И вас всех тоже. Вашу профессиональность: все вы подлинные писатели, члены союза…

— Какое это имеет отношение к делу? — Аскер поморщился. — Может, вернешься к обязанностям тамады? Раздобудем еще вина. Расскажешь новую порцию анекдотов. Если гость — все здесь твое. Пей, закусывай, танцуй. Возьми кинжал, пропляши лезгинку…

Винский молитвенно сложил руки и состроил такую умильную рожу, что мы так и покатились от хохота.

— Вай! — закричал он. — Не казни, не губи, кынязь — ваша светлость!

Аскер не смеялся.

— Ты с каким акцентом «кынязь» сказал? Как считаешь? — Видно, ему поднадоело шутовство гостя. — Я серьезно тебя спрашиваю, Яков Александрович: с каким акцентом? Не пустой вопрос. Для тебя, писателя, переводчика, киносценариста, очень важный.

— С каким? — Винский секунду подумал. — С кавказским!

— Молодец! За то и люблю тебя, что человек ты прямой и простодушный: не скрываешь ничего, даже глупость… Эй, парень, погоди обижаться. У каждого умного глупости хватает. Читал — акцент не подчеркивал. Сейчас что сказал? Кавказский акцент? Как понимать? Армянский? Грузинский? Азербайджанский? Осетинский? Слух у тебя, надо признать, есть. Но… не музыкальный. Не-ет! Путаешь, парень, акценты. Говорю о сценарии. Акцент не верен. Музыка речи приблизительна. — Винский хотел что-то возразить. Аскер не дал: — Стой, не оправдывайся, слова тебе не давал. Принес к нам на суд — терпи. Ты мало прочитал — я мало скажу. Черновик. Характеры только-только появляются, сюжет в зародыше. Почему «Пощечина»? Предоставляешь гадать?

Пока Аскер вытаскивал из пачки сигарету, а Винский подносил ему зажигалку с огнем (этого невозможно было не заметить, он через весь стол изогнулся, чтобы подоспеть со своим огнем), раздались голоса:

— Верно, где пощечина?

— Кому, когда?

— Переносная пощечина, — сказал Мукаш.

— Как так «переносная»? От одного к другому?

— В переносном смысле: пощечина общественному мнению.

— Скрытая?

Раскурив сигарету, Аскер вежливо спросил:

— Дадите договорить?.. В кинофильме акцент сделают те, кто будет играть. Если до этого дойдет. Помнится, Яша, сценарии твои легли на полку…

— Редакторы, — пробурчал Винский. — Сто процентов я получил.

— На редакторов все охотно валим. Когда б не редакторы — жить было бы плохо: как друзьям объяснить, почему не появляются новые произведения?.. Сто процентов получил, говоришь? Честь тебе и хвала: ловкость рук — и никакого мошенства… Ой, губки надул. Не смотри так, Яша. Разве назову жуликом? Законоведом назову. От людей слышал — сам себе дал прозвище «Бизнесмен». Было такое? «Что ему недоставало, он прекрасно доставал — самый лучший доставала из московских доставал». Чьи строчки?

— Не мои! — хмуро сказал Винский. — Одно помни, Аскер: на тебя ни за что не обижусь. Нет мошенства. С бухгалтерами у меня разговор короткий — мое отдай сполна. Всем советую — не позволяйте себя обманывать. Закон есть закон! Но где же, где твоя критика? Нравится, не нравится — хоть это скажи, не томи, Аскерчик!

— Опять! Ты ведь давно специализируешься по Кавказу. Верно? Откуда взял уменьшительное «Аскерчик»? Ладно, решишь, пожалуй, — только и ругает тебя Цагатов. Не объективен. Есть, есть у тебя, Яшенька, драматургическая хватка, закрутил интригу. Не знаю — правильно сужу, нет, русский язык точен в твоей киноповести. — Винский порозовел от удовольствия. Воскрес человек. Аскер, конечно, заметил это и сразу же подпустил холоду, дразнил его, что ли? — Скажи, Яша, скажи, дорогой, какого черта выносишь на суд несчастные двадцать страниц? Зачем декламируешь?..

Винский уже воздуху набрал в грудь, чтобы ответить, но Аскер снова его остановил:

— Хочешь, скажу зачем?

— Обязательно скажи, Аскер. Но ведь признал, признал интригу, язык, идею…

— Идеи пока не касался. А вылезаешь ты со своим куцым началом потому, во-первых, что не уверен в себе…

— Все подлинные художники в себе не уверены…

— А во-вторых, потому, что тебе аплодисменты нужны. Как актеру — немедленно. Так случается со многими писателями. Некоторые совсем прекращают писать. Расскажут сюжет, растреплют… Зайди в Дом литераторов…

— Меня туда не пускают.

— Уже?

— Еще.

— Не пускают, и ты не ходишь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том II
Том II

Юрий Фельзен (Николай Бернгардович Фрейденштейн, 1894–1943) вошел в историю литературы русской эмиграции как прозаик, критик и публицист, в чьем творчестве эстетические и философские предпосылки романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» оригинально сплелись с наследием русской классической литературы.Фельзен принадлежал к младшему литературному поколению первой волны эмиграции, которое не успело сказать свое слово в России, художественно сложившись лишь за рубежом. Один из самых известных и оригинальных писателей «Парижской школы» эмигрантской словесности, Фельзен исчез из литературного обихода в русскоязычном рассеянии после Второй мировой войны по нескольким причинам. Отправив писателя в газовую камеру, немцы и их пособники сделали всё, чтобы уничтожить и память о нем – архив Фельзена исчез после ареста. Другой причиной является эстетический вызов, который проходит через художественную прозу Фельзена, отталкивающую искателей легкого чтения экспериментальным отказом от сюжетности в пользу установки на подробный психологический анализ и затрудненный синтаксис. «Книги Фельзена писаны "для немногих", – отмечал Георгий Адамович, добавляя однако: – Кто захочет в его произведения вчитаться, тот согласится, что в них есть поэтическое видение и психологическое открытие. Ни с какими другими книгами спутать их нельзя…»Насильственная смерть не позволила Фельзену закончить главный литературный проект – неопрустианский «роман с писателем», представляющий собой психологический роман-эпопею о творческом созревании русского писателя-эмигранта. Настоящее издание является первой попыткой познакомить российского читателя с творчеством и критической мыслью Юрия Фельзена в полном объеме.

Леонид Ливак , Николай Гаврилович Чернышевский , Юрий Фельзен

Публицистика / Проза / Советская классическая проза
Чистая вода
Чистая вода

«Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя…» Вознесенский, Евтушенко, споры о главном, «…уберите Ленина с денег»! Середина 70-х годов, СССР. Столы заказов, очереди, дефицит, мясо на рынках, картошка там же, рыбные дни в столовых. Застой, культ Брежнева, канун вторжения в Афганистан, готовится третья волна интеллектуальной эмиграции. Валерий Дашевский рисует свою картину «страны, которую мы потеряли». Его герой — парень только что с институтской скамьи, сделавший свой выбор в духе героев Георгий Владимова («Три минуты молчания») в пользу позиции жизненной состоятельности и пожелавший «делать дело», по-мужски, спокойно и без затей. Его девиз: цельность и целeустремленность. Попав по распределению в «осиное гнездо», на станцию горводопровода с обычными для того времени проблемами, он не бежит, а остается драться; тут и производственный конфликт и настоящая любовь, и личная драма мужчины, возмужавшего без отца…Книга проложила автору дорогу в большую литературу и предопределила судьбу, обычную для СССР его времени.

Валерий Дашевский , Валерий Львович Дашевский , Николай Максимович Ольков , Рой Якобсен

Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная проза