Без приглашения

— Хожу потому, что не пускают! — под общий хохот заявил Винский. — Трепачей в ЦДЛ сверхдостаточно. За вечер можно наскрести тысячу и один сюжет. Ресторанный. Девушек соблазнять… И я нелегко удерживаюсь — аплодисменты весьма даже ценю. Жди, когда-то выйдет книга или кинокартина. Хочется, чтобы коллеги меня замечали, уважали. А из чего возникает уважение за столиком? Ха-ха-ха! Вот из чего: анекдотчик за столиком — первый человек. Как на Кавказе умелый тамада. Всюду открыта дорога — зеленый свет. Но имейте в виду, ребята, мы к вам не фасонить пришли, — он впервые оглянулся на Амину. — Необходимо спор разрешить и получить дельный совет… От вас. Чуете? Спор серьезный, каждому литератору нужный, да и нелитератору тоже. В основе спора пощечина. Подлинная, а не какая-нибудь «переносная». Притом хочу перенести из жизни в литературу. Но как? В том-то и вопрос — как? Можно это делать, нельзя?

Неловко стало за него. Столько важности напустил, пышности! Не чувствовал, не понимал простоты писательского товарищества. Мукаш, когда тащил меня к Цагатовым, помнится, сказал: «Собрали кого попало!» Могло показаться обидным. Нет, обидного быть не должно — дух товарищества так велик у нас на этаже, так все мы, курсанты, друг друга с полуслова понимаем, что желание почитать всегда вызывает добрый отклик. Любой и каждый днем, ночью зовет слушать. И когда ругают, не обижается. Не знаю, как другие, я в таком творческом откровенном общении видел главный смысл наших литературных курсов.

Винский неправильно держался. Изображал столичного, снисходительного, преуспевающего. У него положение, связи. Сегодня покровительствует провинциальной поэтессе Амине, готов завтра нам покровительствовать. Только перед Аскером слегка тушевался, показывал, что согласен видеть в нем старшего, но все-таки писателя провинциального, а значит, в сравнении с ним, Винским, наивного.

— Теперь, друзья, прошу внимания. Были анекдоты, шутливые тосты, потом мы прослушали начало киноповести. Одни прилежно, другие — кое-как, третьи — сквозь зубы. Ха-ха-ха! Скажете: «Слушать сквозь зубы нельзя, можно только говорить». «Слушать сквозь зубы» — это мое, винское, выражение. Миша Светлов, которого сто раз обыграл на бильярде, был случай, мне сказал: «Ты, старик, оказывается, тоже кое-что можешь!» Приведенные слова дорогого мне человека записаны на магнитофонной пленке. Всех приглашаю — услышите голос Миши и голос Саши Фадеева; Костя Симонов тоже найдется. Однажды я сказал Алеше Суркову… — Аскер поморщился, и Винский, заметив это, оборвал себя: — Простите… — Он прижал руку к сердцу. — Сегодня эти экскурсы пожалуй что и неуместны. Однако в любой вечер готов соответствовать. Некогда прийти — позовите, приволоку магнитофон со своими мемориальными записями. Теперь — стоп! Перехожу к существу. Итак, зачем прикатил Винский? Что ему от вас, писателей столь разных? Собрал, вывалил кучу анекдотов, провозгласил заключительный тост сомнительного и многозначительного свойства. К чему все это? Не ясна цель. Да ведь и приехал-то не один — похитил из редакции молоденькую прелестную даргинку…

И тут раздался предупреждающий голос. Какой-то новый, незнакомый мне голос. Суховатый, резкий:

— Увлекаетесь, Винский!

Это Амина сказала. Все повернулись к ней. Что такое? Сидела тихо, неожиданно оборвала старшего. Выражение лица отчужденное, свела брови — сразу повзрослела лет на десять. Винский заерзал, заспешил:

— Поправка, поправка! Я, конечно, не сегодня похитил, не сегодня познакомился. Месяца полтора назад в редакции…

— Нет, — сказала Амина и поднялась. — Вам больше говорить не надо. Никого вы не похищали, не выдумывайте… Кроме того, переутомились, отклонились от темы. Слишком много слов, хотя и без того все ясно. — Она сдержанно улыбнулась, оглядывая нас. Так улыбается учительница, перелистывая классный журнал, думая, кого бы вызвать к доске.

— Позвольте, — вскипел Винский. — Я не досказал, не изложил сути нашего спора…

— Ничего. Сделаю сама. — Она постучала косточками пальцев по столу. — Прошу внимания. Первый раз встречаюсь с такой взрослой аудиторией. В школе я преподавала литературу в девятых и десятых классах. Но ведь и вы учащиеся, не так ли?

*

Все переглядывались, пожимали плечами, не зная, как воспринять ее слова. Считать шуткой, хулиганской выходкой? Уж не пьяна ли? Кажется, не прикасалась к стакану.

Мукаш сперва тоже не понял. Вдруг обрадовался, застучал ладошками:

— Правильно! Дай им урок, Амина!

Я готов был сгореть со стыда и за него, и за нее. Вот И хозяйка дома, тихая Замира, молодая женщина, аккуратная, — она красной стала. Сейчас крикнет: «Побойтесь бога!» Не крикнула, муж остановил. Одним только взглядом… Что значит горская женщина — чувствуется воспитание.

Впустую прогремели хлопки Мукаша. Все растрескалось, расклеилось. Я рад был. Пусть скорей кончается. Чужая девчонка — зачем здесь? Землячка?.. Ну и что?!

В окне влетели уличные шумы. Просвиристела «Скорая помощь», прострелялся вдали мотоцикл, донесся всем нам известный хриплый голос коменданта: