Читаем Без приглашения полностью

Передо мной оказался дневник молодой учительницы литературы. Педагоги сказали бы: «Дневник литератора». Но оставим эти сопоставления. Дневник был прост и правдив, наивен, естествен. С каждой страницей я все больше верил в подлинность записанного в нем, хотя и знал твердо, что все это ложь. От начала до конца ложь. Не говорю «неправда», настаиваю на резком и злом слове «ложь». Неправда может возникнуть непреднамеренно, ложь — преднамеренна всегда. А это была не только обдуманная и осознанная — это была целенаправленная ложь.

Слышите, какие страшные обвинения? И притом справедливые. А между тем пишу и улыбаюсь. Мне стало многое за это время известно, потому и могу улыбаться. Тогда не знал. Но и тогда уже начал понимать, что ее ложь правдива…

Однако пора объяснить, рассказать… Да, попытаюсь, но вы должны помнить: в тот момент все еще виделось мне и непонятным, и даже таинственным.

Дневник был написан от имени Кавсарат — героини моей повести «Жизнь не ждет». Кавсарат… Я, я придумал ей это имя. И не только имя — все придумал. Кавсарат в повести — главное действующее лицо. Но не больше. Ни в коем случае не позволил бы ей стать автором дневника учительницы, а тем самым как бы и автором всей книги.

Чтобы лучше все растолковать, приведу пример. Не собираюсь сопоставлять себя с великими и знаменитыми писателями, тем более с любимейшим из любимых Л. Н. Толстым. Воспользуюсь лишь случаем, напоминающим то, что произошло со мной… Недавно прочитал воспоминания Бунина о Толстом. В одном месте автор воспоминаний говорит, что хотел бы переписать наново «Анну Каренину». Дальше желания Бунин не пошел. Даже не сказал, что и как стал бы менять. Но представьте себе, что Бунин свою угрозу привел в исполнение. И, скажем, предложил издательству… дневник Анны Карениной на французском языке. Имя автора осталось бы прежним, а Бунин назвал бы себя всего лишь переводчиком. Или, того лучше, подстрочкистом…

Это невозможно. Такого никогда не было и не будет!

Положим, что-то подобное происходило и происходит на каждом шагу. Переводчики, особенно переводчики-поэты, зачастую весьма вольно обращаются с оригиналом. Не надо ходить далеко: общепризнано, что «Песнь о Гайавате» в переводе Бунина много лучше того, что написал Лонгфелло.

…Но я отвлекся. В тот душный вечер, когда читал дневник Кавсарат, эти и многие другие примеры в голову еще не приходили. Сперва, как вы знаете, я чуть не заорал на всю улицу: «Караул, грабят!» Понемногу понял: никто меня ни грабит, наоборот — навязывают подарок. С каждой страницей все отчетливей видно: переводчица, сохраняя сюжет моей повести, выворачивает его наизнанку, ставит с ног на голову. А может, с головы на ноги?

Вот это вопрос, да? Захотела улучшить. Обогатить, подобно тому, как обогащают руду. Есть разные методы обогащения. Широко применяется метод флотации. Подробностями не интересовался, но где-то читал: частицы металла с помощью пузырьков воздуха подымаются на поверхность, а пустая порода осаждается на дне; так или иначе флотация требует огромного количества воды. Вода способствует обогащению, приносит пользу. Неужели всегда приносит пользу? Мне так хотелось высмеять перевод, так хотелось уличить Амину в недобросовестности, лживости, излишней самонадеянности, что поначалу я только и делал — искал убедительные доказательства несоответствия оригиналу перевода.

Да, верно, придуманный Аминой дневник Кавсарат почти с самого начала разбух невероятно.

Вот несколько строчек из моей даргинской повести.

«Манап не забудет день, когда Кавсарат Самадовна появилась в ауле Лайла. Он первым встретил ее на улице и проводил до школы.

— Учиться приехала? — спросил Манап, пораженный красотой новенькой, ее городской одеждой. Он сгорал от стыда, понимая, что одет неряшливо, по-домашнему. Ему бы убежать, но так понравилась эта приезжая, что не мог оторваться.

Лайла — большой, богатый аул, в нем давно существует школа-десятилетка. В нынешнем году тут открылся интернат для старшеклассников — мальчиков и девочек из небольших горных поселений, где действуют пока только восьмилетки. Те, кто хочет получить полное среднее образование, едут сюда.

— Да, приехала учиться, — сказала и улыбнулась.

— В каком классе? — осторожно спросил Манап.

— В десятом.

— Со мной… Значит, со мной! — восторженно воскликнул мальчишка. Он искренне обрадовался, что в их классе будет такая красивая, такая необычная ученица.

Когда же через несколько дней выяснилось, что она не учиться приехала, а учить, что отныне она и его будет учить, Манап всей силой души возненавидел обманщицу… Подшутила над ним? Ну, хорошо же! Он отомстит. Будет на каждом уроке вышучивать ее перед всем классом. Или… просто откажется ходить на литературу. Зачем ему литература? Он ведь собирается стать музыкантом, композитором…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том II
Том II

Юрий Фельзен (Николай Бернгардович Фрейденштейн, 1894–1943) вошел в историю литературы русской эмиграции как прозаик, критик и публицист, в чьем творчестве эстетические и философские предпосылки романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» оригинально сплелись с наследием русской классической литературы.Фельзен принадлежал к младшему литературному поколению первой волны эмиграции, которое не успело сказать свое слово в России, художественно сложившись лишь за рубежом. Один из самых известных и оригинальных писателей «Парижской школы» эмигрантской словесности, Фельзен исчез из литературного обихода в русскоязычном рассеянии после Второй мировой войны по нескольким причинам. Отправив писателя в газовую камеру, немцы и их пособники сделали всё, чтобы уничтожить и память о нем – архив Фельзена исчез после ареста. Другой причиной является эстетический вызов, который проходит через художественную прозу Фельзена, отталкивающую искателей легкого чтения экспериментальным отказом от сюжетности в пользу установки на подробный психологический анализ и затрудненный синтаксис. «Книги Фельзена писаны "для немногих", – отмечал Георгий Адамович, добавляя однако: – Кто захочет в его произведения вчитаться, тот согласится, что в них есть поэтическое видение и психологическое открытие. Ни с какими другими книгами спутать их нельзя…»Насильственная смерть не позволила Фельзену закончить главный литературный проект – неопрустианский «роман с писателем», представляющий собой психологический роман-эпопею о творческом созревании русского писателя-эмигранта. Настоящее издание является первой попыткой познакомить российского читателя с творчеством и критической мыслью Юрия Фельзена в полном объеме.

Леонид Ливак , Николай Гаврилович Чернышевский , Юрий Фельзен

Публицистика / Проза / Советская классическая проза
Чистая вода
Чистая вода

«Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя…» Вознесенский, Евтушенко, споры о главном, «…уберите Ленина с денег»! Середина 70-х годов, СССР. Столы заказов, очереди, дефицит, мясо на рынках, картошка там же, рыбные дни в столовых. Застой, культ Брежнева, канун вторжения в Афганистан, готовится третья волна интеллектуальной эмиграции. Валерий Дашевский рисует свою картину «страны, которую мы потеряли». Его герой — парень только что с институтской скамьи, сделавший свой выбор в духе героев Георгий Владимова («Три минуты молчания») в пользу позиции жизненной состоятельности и пожелавший «делать дело», по-мужски, спокойно и без затей. Его девиз: цельность и целeустремленность. Попав по распределению в «осиное гнездо», на станцию горводопровода с обычными для того времени проблемами, он не бежит, а остается драться; тут и производственный конфликт и настоящая любовь, и личная драма мужчины, возмужавшего без отца…Книга проложила автору дорогу в большую литературу и предопределила судьбу, обычную для СССР его времени.

Валерий Дашевский , Валерий Львович Дашевский , Николай Максимович Ольков , Рой Якобсен

Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная проза