Без приглашения

Клуб в ауле Лайла — это большой дощатый зал, где на помосте стоит расстроенный рояль. А за роялем висит белое полотно — экран кинопередвижки. Проход между скамьями широк, и есть еще место перед сценой. В тот вечер я гуляла по улице и радовалась, что могу гулять одна. Мне и в голову не приходило, что совершаю какое-то отступление от обычаев. Накрапывал дождь. Мелкий, теплый. Он не мешал, а помогал моим мыслям. Вдруг услышала звуки рояля. Подошла к клубу. Там светились окна. Кто-то неуверенно подбирал и наконец подобрал знакомую веселую мелодию. Как же я была поражена, узнав летку-енку… Ни о чем особенно не думая, я вошла в клуб, в пустой зал, освещенный большой керосиновой лампой, и увидела: на сцене сидит спиной ко мне и с увлечением барабанит по клавишам Манап. Справа от него стоял грубый ящик с ручкой; в таком ящике плотники носят свои инструменты — клещи, ножовки, не знаю что еще. И я поняла: он настраивал рояль, все это время работал, добивался результата и веселой мелодией празднует свой успех. У меня было хорошее, чуть смешливое настроение. Этот дикий мальчишка, без пяти минут мужчина, грубоватый, нелепый, за две недели, что я живу и работаю в ауле, ни разу не приходил на мои уроки: ужасно обиделся. По-человечески его понимаю. Обманула, назвалась десятиклассницей. Может быть, хотел, но не мог, душа протестовала, потому и не приходил. Он знал, я знала, но никто больше. Ведь началось с того, что я у развилки дороги протанцевала летку-енку вокруг своего чемодана. Танцевала от радости, что лезгин-шофер отнесся ко мне с доброй сердечностью. Так было. А потом вышел из-за кустов парнишка с пушком на верхней губе, и тащил мой тяжелый чемодан, и ждал под деревом против школьных окон. Смешной парнишка, смешная история, о которой я никому рассказать не могла.

Когда вошла в пустой гулкий зал и нежданно услышала ту самую летку-енку, я под влиянием настроения, танцуя, прошлась между скамьями; он не услышал меня. Скрипучим голосом завуча я его окликнула:

— Каримов!

Манап резко обернулся, увидел меня, рассмеялся, но не прекратил играть. Понял юмор положения, понял, что зря сердился, что я хоть и учительница, но тоже молодая, не так уж далеко от него ушла.

— Быстрей, быстрей! — крикнула я ему. — Это не вальс, а пляска.

Манап улыбнулся и ускорил темп, и я прибавила темперамента, танец стал живее.

Потом я села за рояль, а он танцевал, вернее — пробовал танцевать, подражая моим движениям. Потом, напевая мотив, мы вместе танцевали без музыки…

Завуч: А известно вам, Кавсарат Самадовна, сколько людей собралось у окон?

Я: Почему же они не вошли? Двери были открыты…

Завуч: Ждали.

Я: Чего?

Завуч: Все ждали, что вы с Каримовым начнете целоваться. Тихо стояли. Никто не кашлянул, не вздохнул.

Я: Вы тоже стояли в толпе?

Завуч: Грозил им пальцем.

Я: Чтобы никто не чихнул? Настоящее кино, правда?

Завуч: Чего ради вы пошли на эту авантюру? Все до одного были уверены, что вы с Каримовым назначили в клубе свидание. Именно потому и гуляли под дождем. Волновались… Хорошо, что все обошлось благополучно.

«Дурак, дурак!» — подумала я, но вместо этого сказала:

— Башир Ахмедович, вы плохо читали Макаренко. Великий педагог пишет, что только сухие и бездушные люди никогда не ошибаются. Помните, в день приезда вы мне сказали: «С Каримовым строгость, и только строгость!»

Завуч: И сейчас пребываю в уверенности — этою буйного парня в лоно порядка и системы может вернуть одна только строгость. О любви он и сам слишком много думает.

Я: Вот видите — Макаренко прав. Вы ошибаетесь, а значит, не бездушны и не сухи. С того вечера Каримов регулярно посещает мои уроки. Он исправился. Он написал чудесное сочинение… Может быть, Башир Ахмедович, и мне будет позволено задать вам несколько вопросов?

— Пожалуйста, — снисходительно процедил он.

— Это серьезные вопросы…

Он кивнул головой:

— Жду.

— Что вы читаете? Чем заполняете свой досуг? Какие газеты и журналы выписываете? С кем встречаетесь? С кем дружите? В какие игры играете?.. Вы так испуганно смотрите, Башир Ахмедович. Не хотите отвечать или боитесь, что и за нами следят? Окно можно завесить…»

На этом разговор с завучем обрывался. Кавсарат не привела в своем дневнике ответы Башира Ахмедовича. Следующая запись была сделана месяцем позже.

«26 октября

У меня в Лайле появились искренние друзья, что ни день, в гости заходит библиотекарша…»

*

Тут все правда и все настолько смещено и перепутано, — не понимаю, не нахожу выхода, не знаю, что думать.