Вечером, открыв окно, я услыхала, как кто-то сказал,
Мама спрашивает:
— Дочка, а дочка, — дождь, гроза. Что там потеряла? Помоги лучше — пироги собираюсь печь.
Я подумала: «В такой ливень и правда не увижу». Вздохнула и говорю:
— Мамочка, дорогая, зачем взялась месить? Тебе трудно, у меня руки сильные, молодые.
— Ты, Мадина, добрая сегодня.
А я не добрая была. Когда займешь делом руки, голова спокойнее.
С восходом, слава богу, дождь кончился. Я пошла по воду и заметила
— Э-эй, Мадина, что стучит у тебя?
— Петля на мучале.
— Так быстро стучит?
— Может быть, часы на руке?
— Так глухо?
Не могла же сказать, что сердце мое стучит.
Я заметила, что
— Мамочка, стирать пойду!
— Вчера стирала.
— Эх, мамочка, отстаешь от жизни! Комсомольцы решили месячник чистоты объявить. Обрати внимание, какие белые зубы у Каймараса. Неужели мой каз будет грязнее!
Как я обрадовалась, когда увидела, что на теплом роднике нет ни одной подружки. Песню запела. Слова, которые в голову приходили, ветру доверила. На горе
Я так танцевала на своем казе — пятки отбила. Вдруг Айша является:
— Прости меня, Мадина: помнишь, приревновала к тебе Каймараса.
— Бог простит.
— Приходи к нам на свадьбу, Мадина.
Я сделала вид, что обрадовалась:
— Ой, что ты говоришь! Обязательно приду.
Тут
— Где куропатка?
У меня дух перехватило. В газете пишут: «В трудных случаях комсомольцы мобилизуют все свои душевные силы»; я мобилизовала, спокойно задала вопрос:
— Кого называешь куропаткой?
Не знаю, правду ли ответил Хартум. Не верю ему, не могу верить. Скорей всего, вежливости научился в большом городе. Так улыбнулся, так на меня посмотрел… А потом сказал, что будет ждать, когда куропатка сама, добровольно, войдет в его дом.
Я хотела ему ответить, что куропаток жареными едят. Куда там! Онемела.
День, другой, пятый — Хартум ни разу обо мне не вспомнил. Говорят, в городах телефоны стоят в квартирах: «Алло, алло, ты дурак, Хартум. Неужели не догадываешься, как ждет тебя куропатка? Режь меня, ешь меня — не оставляй в лесу!» Наверно, по телефону могла бы так сказать. По телефону не видно, кто говорит, не назвалась бы Мадиной. Пусть догадывается, правда?
…Раз в неделю, по четвергам, собираются у нас в Кубачи юноши и девушки на танцы. Зимой в клубе, летом — в горах. В дождливую погоду — под уличным навесом. Девушки становятся полукругом на одной стороне, парни — на другой. Так замыкается круг. На середину выходят одна или две пары и начинают танец. Чаще всего какая-нибудь девушка играет на гармошке, а ее подруги поют частушки. Остальные в такт музыке хлопают в ладоши. Танцующие должны меняться; те, что в круге, сами выбирают себе замену.
Неужели, думаете, я пропустила хоть один такой четверг? Я с пяти лет ходила смотреть. Смотреть-то смотрела, но танцевать начала всего месяца два назад. Первый мой танец был для меня трудным. Робкая? Нет, я гордая, самолюбивая: вдруг плохо станцую? Раньше злилась на девушек, бранила в душе: «Беретесь танцевать, а нет в вас жизни. Повинность, что ли, отбываете? Соблюдаете приличия? Сердце ваше не участвует в танце. Я когда корову дою — и то руки сами ходят, белье стираю — музыка наполняет душу. Выходите в круг — не только ноги ваши, все тысячи жил должны в вас танцевать!»
Правильно мама говорит, что легче легкого других критиковать, попробуй сама. Я пробовала, хорошо получалось. Только где? В лесу на поляне, на стиральном камне у родника, дома на крыше в безлунную ночь… Первый мой танец в кругу, говорят, некрасивым был. Еще бы: от страха ноги дрожали. Говорю себе: «Смелей, Мадина!» Не слушаются ноги, каменеет все тело.
К дню свадьбы Каймараса я уже раз пять танцевала, немного привыкла. Но одно дело простой четверг, другое дело — свадьба.
Как-никак не забыло сердце, что был и в меня влюблен сегодняшний жених.
Помните, как проходит у нас, у кубачинцев, свадьба? Обычаи полагается соблюдать строго.
На годекане, ближнем к дому жениха, расстилают ковры и паласы, кладут подушки. Приглашенные мужчины и парни — а приглашают едва ли не весь аул — усаживаются, скрестив ноги, на подушках. За длинным столом помещаются наиболее почетные гости, свои и приезжие. По другую сторону годекана стоят разодетые женщины и девушки. В мужском пиршестве они участия не принимают. К этому времени они уже все побывали в доме жениха; там никого не обидели — угостили и девушек, и замужних женщин, и старух.
Старушка соседка мне шепчет:
— Приглядывайся, Мадина, все примечай! Родители Каймараса хорошо знают и уважают древние наши кубачинские обычаи. Уж они-то ни в чем не позволят себе ошибиться.
— Зачем мне приглядываться?
— Скоро, может, и твою, дай бог, сыграем свадьбу.
— Вот еще!