— Побудь здесь до моего прихода и отдохни, — сказал он, — не бойся, я вернусь.
Когда затихли тяжелые шаги Витали, спускавшегося по лестнице, мальчик обернулся ко мне.
— Ты итальянец? — спросил он по-итальянски.
Я немного знал этот язык, но мне еще трудно было говорить на нем.
— Нет, — ответил я по-французски.
— Ах, как жаль! — воскликнул он. — Мне бы хотелось, чтобы ты был итальянцем, тогда ты рассказал бы мне о моей родине. Но для тебя лучше, что ты француз.
— Почему же?
— Потому что, если бы ты. был итальянец, то, наверное, поступил бы к синьору Гарофоли. А жить у него очень плохо.
— Он злой? — спросил я.
Мальчик ничего не ответил на этот прямой вопрос, но взгляд его был очень красноречив. Он повернулся и направился к громадной печи, в дальний конец комнаты. Здесь на огне стоял большой чугун, прикрытый крышкой с узкой трубкой, из которой выбивал пар. Я с удивлением заметил, что чугун был заперт на замок.
— Зачем же он заперт? — спросил я.
— Чтобы я не мог отлить бульона. Я должен варить суп, но хозяин не доверяет мне.
Я не мог удержаться от улыбки.
— Ты смеешься, — грустно сказал мальчик, — ты, должно быть, считаешь меня обжорой. На моем месте и ты был бы такой же. Я не обжора, но ужасно голоден, а от запаха супа голод мой становится еще мучительнее.
— Значит, Гарофоли морит вас голодом?
— Если ты поступишь к нему, то узнаешь, что можно и, не умирая с голода, мучиться от него. Нас он наказывает голодом.
— Наказывает голодом?
— Да. Если хочешь знать, я расскажу тебе, что делает наш хозяин. Он набрал в Италии двенадцать мальчиков, не имеющих родителей, или таких, у которых родители были очень бедны, и привез нас в Париж. Здесь наиболее сильных и здоровых он отдал в ученики печникам и трубочистам, а других стал посылать на улицу добывать деньги. Мне Гарофоли дал двух белых мышек и велел показывать их прохожим и приносить ему по тридцати су в день. «За каждое недостающее су, — сказал он, — ты будешь получать удар палкой». Я старался изо всех сил, но редко удавалось мне приносить все деньги. А когда Гарофоли увидал что удары не помогают, он сказал: «за каждое недостающее су у тебя будет одной картофелиной меньше за ужином». И он стал морить меня голодом. Я ужасно исхудал и так ослабел, что едва держался на ногах. Тогда прохожие стали жалеть меня, несмотря на то, что я урод. Денег я получал мало, но мне часто давали то кусок хлеба, то тарелку супа. Это было хорошее время! Остаться без ужина мне было не страшно, если перепадало что-нибудь днем. Но раз Гарофоли увидал, как торговка зеленью кормила меня супом, и понял, почему я не жаловался на голод. Тогда он решил не выпускать меня на улицу, а велел убирать комнату, мыть посуду и варить суп. А чтобы я не мог попробовать супа, придумал запирать чугун на замок. Каждое утро, перед уходом, он кладет в него мясо и кореньев и запирает его. Суп варится, я чувствую его запах, но взять не могу, потому что труба очень узенькая. И теперь я очень похудел и ослабел. Запах супа ведь не накормит, от него еще больше хочется есть… Однако, довольно болтовни! Скоро придет Гарофоли, а у меня еще ничего не готово…
И он, ковыляя, принес тарелки и стал расставлять на столе приборы.
В это время дверь отворилась и вошел мальчик. Под мышкой он держал скрипку, а в руке полено. Вслед за ним начали сходиться и другие мальчики. Каждый нес что-нибудь: арфу, скрипку, флейту, клетку с белыми мышами или морскими свинками.
Наконец, на лестнице послышались тяжелые шаги, и я почувствовал, что это идет Гарофоли. Через минуту в комнату вошел низенький человек с злым лицом и нетвердой походкой. Он был в сером пальто. Войдя, он тотчас же взглянул на меня. Я весь похолодел.
— Что это за фигура? — спросил он, указывая на меня.
Мальчик, который разговаривал со мной и которого, как Я потом узнал, звали Маттиа, объяснил ему, что меня привел Витали, обещавший скоро зайти.
— А, значит, Витали в Париже! — сказал Гарофоли.
— Что же ему нужно от меня?
— Не знаю, он не сказал, — ответил Маттиа.
— Я говорю не с тобой, а с ним, — сказал Гарофоли, показывая на меня.
— Синьор Витали скоро придет и сам объяснит вам, — ответил я, не решаясь сказать правду.
— Ого! Ты умеешь держать язык за зубами, — сказал Гарофоли. — Ты не итальянец?
— Нет, я француз.
— Ну-с, теперь подведем счет, мои ангелочки, — сказал Гарофоли, закурив трубку. — Маттиа, счетную книгу!
Маттиа в то же мгновение подал растрепанную тетрадь. Гарофоли подозвал знаком одного из мальчиков.
— Вчера ты остался мне должен одно су и обещал отдать его сегодня. Сколько ты принес? — обратился он к нему.
Мальчик покраснел до ушей.
— У меня опять недостает одного су, — робко проговорил он.
— Значит, теперь уже не хватает двух? Как же ты смел не принести всего?
— Я не виноват!
— Ну, ты знаешь правило? Снимай куртку. Два удара за вчерашнее и два за сегодняшнее. Рикардо, мой милый, возьми-ка плеть, — приказал он наиболее здоровому мальчику. Рикардо взял ременную плетку с узлами на концах, а мальчик, которому предстояло вынести наказание, снял куртку и спустил рубашку до пояса, обнажив спину.