Без семьи

— Подожди минутку, голубчик Рикардо, — сказал Гарофоли, — выходите вперед все, у кого не хватает денег. Рикардо расправится с вами за один раз.

Оказалось, что еще трое мальчиков должны были подвергнуться наказанию. Все они сняли куртки, обнажили спины и выстроились в ряд. Рикардо поднял плеть.

— Ты знаешь, Рикардо, — сказал Гарофоли, — что я не люблю смотреть, как ты наказываешь мальчиков. Это мне неприятно, а потому я отвернусь. Но по звуку ударов я узнаю, исполняешь ли ты свое дело, как следует. Ну, начинай, мой милый!

Он обернулся лицом к печке, и истязание началось. Я сидел в уголке и дрожал от ужаса и негодования. После второго удара мальчик жалобно застонал, после третьего — пронзительно вскрикнул. Гарофоли поднял руку и знаком остановил Рикардо.

— Ты знаешь, как мне неприятно слышать крики, — сказал он мальчику, которого наказывали. — Тебе больно от ударов, а у меня болит сердце от твоих криков. За каждый крик ты получишь лишний удар плети. Это будет уж твоя вина. Если бы ты хоть немного любил меня, то не стал бы кричать. Ну, продолжай, Рикардо!

Рикардо поднял плеть и снова раздался удар.

— Мама, — закричал истязуемый мальчик.

К счастью, в эту минуту дверь отворилась и вошел Витали.

С одного взгляда он понял, что здесь происходило. Витали бросился к Рикардо и вырвал у него из рук плеть, а потом обернулся к Гарофоли.

— Это низко, это позорно! — воскликнул он.

— С какой стати вмешиваешься ты не в свое дело? — сказал Гарофоли.

— Смотри, как бы не вмешалась полиция!

— Полиция! — воскликнул Гарофоли, — и это ты угрожаешь мне полицией?

— Да, я, — решительно ответил Витали.

— Послушай, любезный друг, — сказал Гарофоли с насмешкой, — ты напрасно пугаешь меня, ведь и я с своей стороны могу кое-что порассказать. Есть люди, которым было бы интересно послушать меня. И, если бы я рассказал им все, что знаю, назвал бы только твое имя…

— Пойдем! — прервал его Витали, взяв меня за руку. И он пошел со мной к двери.

— Ну, полно сердиться, — смеясь, сказал Гарофоли.

— Ты хотел о чем-то поговорить со мною?

Мне не о чем говорить с тобой, — ответил Витали. И он не прибавил ни слова. Я чуть не прыгал от радости. Если бы я осмелился, то поцеловал бы Витали.

ГЛАВА 16 Страшная ночь

Мы молча шли по людным улицам. Витали не говорил ни слова. Затем мы свернули в глухой переулок, где почти не было прохожих. Витали тяжело опустился на каменную тумбу и сидел некоторое время в глубокой задумчивости.

— Вот мы и в Париже, — сказал он, наконец, — У нас нет ни денег, ни куска хлеба. Ты очень голоден?

— Я не ел ничего с тех пор, как вы дали мне утром корочку хлеба.

— И все-таки тебе придется остаться без обеда, мой маленький Рене. Я даже не знаю, где мы будем ночевать.

— Вы хотели переночевать у Гарофоли?

— Я рассчитывал оставить тебя на зиму у него. Он дал бы мне франков двадцать, и я бы как-нибудь устроился до весны. Но когда я увидал, как жестоко обращается он с детьми, то не выдержал. Ну, куда же нам теперь итти?

Начинало темнеть, погода была холодная, дул сильный северный ветер. Витали довольно долго сидел на тумбе, а я и Капи стояли, ожидая его решения. Наконец, он встал.

— Куда же мы пойдем? — спросил я.

— За город, в Жантильи. Нужно будет разыскать каменоломню, в которой я когда то ночевал. Ты устал?

— Нет, я отдохнул у Гарофоли.

— А я не отдыхал и ужасно устал. Ну, делать нечего, все-таки придется итти. Вперед, детки!

^{«Ночь была темная, ветер раздувал газовое пламя в фонарях, и они плохо освещали улицы».}

Так называл он, когда бывал в духе, меня и собак. Но сегодня он сказал это грустно.

И мы снова пошли вперед. Ночь была темная, ветер раздувал газовое пламя в фонарях, и они плохо освещали улицы. Мы то и дело скользили по льду, покрывавшему тротуары. Витали все время держал меня за руку. Капи брел за нами. По временам он отставал и искал чего-нибудь съедобного в кучах снега, потому что был тоже очень голоден. Но снег обледенел, и Капи не мог найти ничего. И, опустив хвост, он грустно плелся за нами. Улицы становились все пустыннее. Прохожие попадались редко. Витали шел, согнувшись. Рука его была горяча, как огонь. Иногда он останавливался и, опершись на мое плечо, дрожал всем телом.

— Вы больны? — спросил я.

— Боюсь, что так. Во всяком случае, я страшно устал. В мои годы трудно выносить лишения и ходить так много, а от холодного ветра стынет моя старая кровь. Мне следовало бы лечь в постель в теплой комнате, хорошенько поужинать и отдохнуть. Но это невозможно…

Теперь мы шли уже по полю. Тут не было ни домов, ни прохожих, ни фонарей. Холодный ветер усилился. Несмотря на то, что было темно, и дороги постоянно перекрещивались, Витали уверенно шел вперед. Видно было, что он знает, куда итти. Я без страха следовал за ними. Меня беспокоило только одно: скоро ли мы, наконец, дойдем до каменоломни?

Вдруг Витали остановился.

— Видишь ты где-нибудь деревья? — спросил он. — Мои глаза стали уж плохи.

— Нет, не вижу, — ответил я, внимательно оглядевшись по сторонам.