Без зла

7. Не тащите к мощам никаких тряпок, еды и фотографий. Небесные покровители наши намного ближе, чем мы предполагаем, и совершенно не обязательно на их тела водружать бакалею и галантерею с целью освящения оных. Достаточно попросить. «Просите и дано вам будет».

Вот такая я паломница, эх...

Успение в Иудино

В 1991 году, во время летних каникул, в августе, мы с Марго отдыхали в столице нашей Родины, городе-герое Москве. Да не где-нибудь, а в роскошной гостинице «Украина», в номере с видом на всю Москву и Белый дом в частности.

Въехали мы 17 августа, провели в нём две спокойные ночи и два весёлых дня, как вдруг, совершенно незапланированно, возле гостиницы начало твориться чёрт-те что. Шли танки и горели троллейбусы, стреляли.

Наши родители отправили на имя дирекции гостиницы сто тысяч телеграмм-«молний», в которых умоляли спасти и сохранить деточек, и нас практически заперли в номере, выпуская только в буфет. По телевизору смотреть было нечего, в окно — страшно, и мы познакомились с милейшей женщиной-администратором Еленой Васильевной, дежурившей на нашем этаже и отвечавшей за то, чтобы мы никуда не сбежали.

Елена Васильевна на несколько дней стала нам родной матерью, выяснила, что мы девчонки церковные, очень искренне этому обрадовалась и на Успение, когда всё страшное в Москве закончилось, привезла нас в село Иудино, что в Загорском (а нынче Сергиево-Посадском) районе. Там у неё была то ли дача, то ли дом, не помню уже.

В Иудино с семнадцатого века был храм Рождества Богородицы, а к концу двадцатого века стояли уже только ветхие стены, в алтаре росли деревья, а через дыру в куполе «приветливо светило солнышко». Среди деревьев служили литургию. Командированный из Лавры батюшка и девушка, студентка регентской школы, которая радостно встретила нас. И мы обрадовались, что пустили на клирос. В память врезалось пение херувимской. Кажется, наизусть пели «Старо-Симоновскую»... Какую ещё могут петь люди, первый раз увидевшие друг друга, да ещё и без нот? Конечно же, шестьдесят девятую. И пели, задрав головы, рассматривая небо в купольной пробоине, где летели птицы и облака. Хороший был праздник.

Грузинское чудо. Монастырь в Дирби

Пять утра. Телефон разрывается. Это значит, что в городе Барнауле кто-то из моих близких уже проснулся, позавтракал, пришёл на работу и решил, что самое время сообщить мне последние новости или просто поболтать. Трубку я беру всегда, всё равно разбудили, да и мало ли, что там случилось.

— Алло! (сиплым голосом).

— Ты спишь, что ли?!

— Пять утра у нас, действительно, чего это я сплю...

Ой... Точно... Извини, у вас же плюс четыре к Барнаулу...

И дальше, без переходов и преамбул, начинается выпуск последних алтайских новостей. Дело это уже привычное, и я давно не злюсь на будителей. Родня. Куда деваться. Попытки не брать трубку или отключать звук ни к чему не приводят, потому что, когда телефон отключён, мне никто никогда не позвонит. Мистическая связь с моей трубкой позволяет близким чётко определять, когда она находится и рабочем состоянии.

Тем памятным утром бодрые звуки рингтона «Шоу мает гоу он» начали терзать мою опочивальню с четырёх утра. Двумя руками поднимаю веки, смотрю на экран — Маргарита. Школьная моя подруга.

Учитывая, что мы с ней созваниваемся «через день, да каждый день», ранний звонок меня насторожил, но не разбудил. Подождёт, не маленькая, совесть надо иметь, будить подругу в такую рань. Сбрасываю вызов, пытаюсь досмотреть утренний сон. Да не тут-то было. На экране высвечивается сообщение: «Перезвони срочно, у меня беда».

Набираю ей тут же, конечно.

— Маргарита, что случилось?!

Молчание.

— Рита! Что?!

В трубке какой-то хрип.

— Зотова, если тебя ещё не убили, я приеду и добью тебя сама! Что?!

— Он умер, Ульян, он умер...

— Да кто, Господи, кто, Маргарита?!

— Ребёнок умер.

— Господи, чей?! Мой?! (У Маргариты нет детей.)

— Дура... Мой, мой ребёнок умер, всё...

И тихий вой, такой, как будто подругу мою душат подушкой.

Тут я понимаю, что либо Маргарита как-то ловко успела за сутки сойти с ума, либо я чего-то не знаю.

— Рита, пожалуйста, скажи мне, где ты?

(Ведь ещё остаётся надежда на то, что корпоратив какой с вечера был, человек чересчур хорошо провёл время, да и привиделось чего, мало ли, дело-то житейское.)

— Я в больнице, Ульян.

— Да в какой?! В скорбный дом тебя, что ли свезли?! Ты можешь хоть что-то мне внятно объяснить?

— Я не хотела никому говорить, боялась сама себя сглазить, Уль, я была беременна, пять месяцев уже. Всё было хорошо, а вчера он умер... Замер. Всё.

Рита много лет неистово боролась с бесплодием, отдавая этому всю душу и содержимое кошелька. Все круги гинекологического ада к этому времени она прошла не один раз, и, честно говоря, я думала, что эту тему она для себя закрыла, потому что давненько я не слышала от неё историй про бесконечные госпитализации, приёмы гормонов и цены на ЭКО.

— Рита... Не плачь, Рита... (Господи, что говорить в такой ситуации? Как утешить?)