Без зла

Каждый день бабушка выносила воду странникам. Каждый день звала их за стол. Если отказывались, приносила еду к колесу. Если не приходил автобус, она стелила чистую постель и принудительно приглашала странников на ночлег. Бесплатно, естественно. Если топилась баня, все мылись и парились. За стол садились все вместе. И многие из тех «колесных странников» навсегда становились друзьями семьи. Приезжали на праздники, писали письма, знакомили со вторыми половинами.

Зачем бабушка это делала? Ни за чем. Это такое устройство личности и воспитание церковно-приходской школы, в которой бабушка проучилась четыре года. «Странника приими».

Это не нужно анализировать. Это нужно просто принять. Что бывают вот такие люди «не от мира сего». Они не жертвы. Они жертвенны от природы. Так бывает.

Как закалялась сталь

Недавно приличные люди в приличном месте вдруг взяли у меня интервью, где задали сразивший меня новизной вопрос из серии «как закалялась сталь»: «Какие важные события в вашей жизни повлияли на формирование вас как личности?»

Издание, которое представляли вопрошающие, настолько приличное, что пришлось (наврать) рассказать что-то гладко прилизанное, но чего шило в мешке таскать... Расскажу-ка я правду.

В одиннадцать лет случились со мной два судьбоносных события.

Я резко, во время летних каникул, растолстела, превратившись из ходячего пособия для гельминтологов и фтизиатров в крепенький такой грибочек, мечту всех бабушек мира. Причём я не стала жирной. Глядя на фото той поры, вижу плотно сбитую девочку со «шчёчками» и круглыми коленками, а не то, что мне пытались внушить люди некоторые. И второе: наша семья, получив квартиру, переехала из Центрального района в Индустриальный (по названию уже было понятно, что начнутся проблемы), и мне пришлось поменять школу. В новую школу я пришла с новым телом. Размер моего туловища сразу не понравился новым одноклассникам-мальчишкам. Тут же мне дано было ёмкое прозвище Туча («я тучка, тучка, тучка, я вовсе не медведь», — ну вы все помните, откуда это), которое веселило мальчиков невероятно.

Каждый день они впятером (а нелюбовь — она быстро сплачивает) поджидали меня у школы после занятий и начинали развлекаться. Поначалу они просто кричали свои обзывалки, хохотали, упражнялись в придумывании новых прозвищ, всё более обидных. А потом, не стерпев моего молчания и отсутствия слёз, придумали новую забаву.

Наш район был совсем новый, без асфальтированных дорог и дорожек на тот момент. Всю осень мы месили глину и землю резиновыми сапогами, а к зиме вся эта жижа застыла комками, клубками и как придётся. И юные нелюбители меня, смеха ради, начали кидать мне в спину мёрзлые глиняно-земляные комья. Сначала это было не очень больно. Только приходилось каждый день чистить пальто и мыть голову, потому что коса на тот момент была ниже пояса и в неё постоянно забивалась грязь. А потом мальчики вошли в раж, и мёрзлые комья летели снарядами туда, куда попадут, оставляя большущие синяки и кровоподтёки.

Жаловаться было некому. Папа что-то строил в Монголии, дома его не было по три месяца, а маму настолько выматывал вечно неспящий и криком кричащий больной младший брат, что соваться к ней с вопросами угнетения меня одноклассниками было просто неприлично.

Отсутствие каких-либо реакций с моей стороны и полная безнаказанность довели моих гонителей до степени уже частичного озверения. Они совершенно перестали понимать, что перед ними живая девочка, и изощрялись всё больше и больше. Теперь они нападали уже не со спины, а забегали вперёд, плевались и кидали в меня всё, что могли подобрать с земли. И, точно уже не вспомню, кто-то из них кинул мне в лицо камень, который чудом не выбил мне глаз, рассёк глубоко кожу, и кровь в секунду залила мне лицо.

Что было дальше, помню с трудом. Схватив первого попавшегося мне истязателя за воротник, я начала лупить его кулаком по лицу с таким, видимо, остервенением, что его подельники тут же дали дёру, а тот, кого я била, не оказывал никакого сопротивления. Остановилась только тогда, когда он начал реветь и плеваться кровью.

Бежал он от меня очень быстро, оставив в качестве трофея свой воротник. На этот раз пришлось маме сознаться во всём, потому что кожу у глаза требовалось срочно зашить и обработать, грязи и земли в этот день и в голову, и в рану набилось больше обычного, а умирать от гангрены глаза мне совсем не хотелось.

В травмпункте мы столкнулись с «потерпевшим». У него был сломан нос и немного оторвано ухо. Вечером родители мальчика пришли к нам домой с огромным желанием отправить меня в колонию строгого режима или в психушку, как буйно помешанную. Правды сынок, конечно, не сказал. Выслушав мою версию случившегося, папа «потерпевшего» сказал, что если бы у его сына был второй нос, то он ему его тотчас бы сломал. А так как второго носа нет, то придётся всей семьёй слёзно просить не предавать дело огласке, чтобы не позорить всю семью, где папа и мама военнослужащие при чинах и званиях, да ещё и партийные.