«Еще как!» – Я отираю ладони о джинсы и поворачиваюсь к худому типу в огромных очках.
«Ах, не бери в голову! – говорит он с дружеской улыбкой. – Худшее, что с тобой может произойти, – это то, что тебя вконец осрамят перед миллионами зрителей и никто больше не захочет ничего о тебе знать».
Видно, я смахиваю на загнанную косулю, поэтому человек по имени Винс Эберт кладет руку мне на плечо и улыбается.
«Это будет! Просто всегда об этом помни! – говорит он и всячески старается дать мне понять, что он сейчас не шутит. – На нашей стороне – реальность, а у других… – он указывает на здоровенного лысого мужчину передо мной и добавляет тихо: – …только Библия».
Я делаю глубокий вдох и медленно киваю. Одно дело – не сесть в лужу на самом кассовом из всех моих прежних ток-шоу. Другое – правдоподобно изложить свою позицию, но выступить при этом как дружелюбный атеист – это чрезмерное требование, – особенно если учесть список гостей, в котором значится одна ярая противница абортов. С обычной необъективностью, которая не может не быть свойственна религиозности, я еще как-нибудь примирился бы, но когда кто-то с нежной улыбкой преподносит вам религиозный экстремизм, я уже не могу гарантировать со своей стороны дружеского расположения.
Из динамиков раздается и по всей студии разносится мужской голос, преувеличенно веселый: «А теперь сердечно поприветствуйте – вместе со мной в студии: наша хозяйка Анна Билль!»
Звучат громкие аплодисменты, с ними смешивается знакомый голос ведущей ARD[87]
, которая благодарит публику и наконец объявляет тему вечера.«Последний выход: рай – есть ли жизнь после смерти? А это – наши гости…»
Время пришло: одного за другим нас выводят из темноты в освещенный круг со стульями. Хотя камеры еще не работают, но они уже готовы и направлены на нас, собирающихся вести дискуссию. Передо мной загорается яркий свет, и уже через несколько минут я должен буду объяснить, почему эта жизнь – наша единственная жизнь – и почему это еще и так здорово.
Хотя при этом я имею поддержку в лице Винса, не только физика, но еще и готового к бою и находчивого парня, присутствие католической противницы легальных абортов, мусульманской защитницы прав женщин, сдавшей госэкзамены и имевшей опыт клинической смерти, и бывшего протестантского пастора, похожего на вышибалу в ночном клубе, затрудняют мою задачу.
Словно в трансе я вхожу в студию, мне указывают стул с краю, и госпожа Билль представляет меня публике последним и согласованными со мной следующими словами: «…и, как он сам себя называет, безбожно счастливый Филипп Мёллер – милости просим!»
Публика аплодирует, а Анна Билль сначала поворачивается к Сейран Атеш, которая должна рассказать, как она в возрасте 21 года подверглась нападению, в нее стреляли и при этом повредили ей сонную артерию. В противоположность мне госпожа Атеш совершенно спокойна, и у меня неожиданно появилось время еще раз продумать свои наиболее важные аргументы. Вот их суть: исследования мозга, результаты которых не оставляют нам никакой возможности верить в жизнь после смерти, как бы нам того ни хотелось. Из этой пока еще молодой дисциплины мы знаем, что все психические процессы суть следствия в высшей степени сложных нейронных взаимодействий. Поэтому с помощью магнитно-резонансной томографии мы можем наблюдать за деятельностью мозга, назначая при этом определенным участкам мозга соответствующие функции чувства и мышления, и констатировать, что выход этих участков из строя, например – вследствие несчастного случая или заболевания, приводит к утрате именно тех способностей, которыми заведуют данные участки. Мы также знаем, что наш мозг занят саморасшифровкой и эта работа только началась, однако мы уже можем довольно точно наблюдать, что отмирание некоторых мозговых клеток, как при болезни Альцгеймера, ведет к фундаментальному изменению всей человеческой личности. И если только небольшая часть мертвых мозговых клеток имеет уже столь фатальные последствия, то мое сообщение на сегодняшний день очевидно: желание жизни после смерти ничего не меняет в том, что наша личность укоренена в мозгу и однажды умрет вместе с ним.
Сейран Атеш смотрит на это иначе и говорит в свою очередь про некий белый свет, к которому она приближалась, и обретает душевную и земную опору в лице католички-фундаменталистки. Мускулистый пастор, со своей стороны, уже взял меня на прицел, поэтому я лучше отвернусь от стального, сверлящего взгляда его голубых глаз и подытожу еще разок мой первый пункт.
Если все наши мысли, чувства, надежды и желания, то есть все, что составляет наше человеческое бытие, имеет основание в мозге, если тем самым вся наша личность укоренена в глубинах самой сложной структуры, которую когда-либо открыли, – человеческого мозга, то наша смерть – это ни больше ни меньше как конец нашего существования.