Бездна

— На это, милый мой, я спрошу тебя въ свою очередь, что имѣлось въ виду, даруя ихъ Россіи: создать государственный институтъ въ содѣйствіе, или въ противодѣйствіе существующей правительственной власти?

— Какъ ты странно однако ставишь вопросъ! Тутъ прежде всего, кажется, дѣло идетъ не о "власти", а о пользѣ, о благѣ, котораго въ правѣ отъ этого "института" ожидать тѣ, для кого онъ созданъ.

— "Благѣ"! повторилъ Борисъ Васильевичъ: — это какъ разумѣть надо: наивозможно большая доля благоустройства и благочинія при наименьшей на нихъ суммѣ затратъ со стороны обывателя? Согласенъ ты будешь на такое опредѣленіе?

— Пожалуй! неопредѣленно уронилъ его собесѣдникъ.

— Достигается-ли такой идеалъ нашими земскими учрежденіями, или нѣтъ, это должно быть и въ вашемъ государственномъ совѣтѣ извѣстно.

Колонтай поморщился:

— Конечно, стоятъ они дорого, а результаты, достигаемые ими, могли бы быть болѣе существенны; но какъ же быть однако? Вѣдь это все же самоуправленіе, подчеркнулъ онъ, — начало воспитательное, живительное…

— Готовящее общество къ будущей, настоящей свободѣ, ввернулъ Аполлонъ Савельевичъ, забѣгавъ кругомъ себя своими безпокойными глазками.

— Къ какой? спросилъ, не глядя на него, Троекуровъ.

Тотъ какъ бы хихикнулъ слегка:

— Я полагаю, что у всѣхъ образованныхъ народовъ она одна… Формы могутъ быть другія, поспѣшилъ онъ прибавить, — формы того или другаго правительства у того или другаго народа, но сущность вездѣ одна и та же.

— Зависитъ отъ взгляда, продолжая не глядѣть на него, холодно возразилъ Борисъ Васильевичъ.

— Какъ же это однако…

— Очень просто: для иныхъ это царство политическихъ авантюристовъ, жаждущихъ власти; для другихъ — средство къ быстрѣйшей наживѣ; для третьихъ наконецъ — вѣрнѣйшій путь къ анархіи. Этого послѣдняго вида "свободы" Россія давно достигла, чего же намъ еще нужно?

— Ты совершенно правъ, проговорилъ торопливо Алексѣй Сергѣевичъ, находя нужнымъ потушить въ самомъ зародышѣ очевидное для него "раздраженіе" стараго пріятеля своего и племянника другъ противъ друга: — Россія въ настоящую минуту находится дѣйствительно въ "анархическомъ", какъ ты говоришь, состояніи. Какая-то общая распутица во всѣхъ углахъ, какъ и во всѣхъ отправленіяхъ государства. Такъ долго итти не можетъ, иначе впереди насъ ждетъ всестороннее, то-есть финансовое, политическое и общественное банкротство.

— Вы это начинаете чувствовать въ Петербургѣ? усмѣхнулся еще разъ Троекуровъ.

Тотъ засмѣялся въ свою очередь:

— Вы въ провинціи насъ уже слишкомъ презираете и почитаете encroûtés dans le bureaucratisme въ такой степени, что мы будто бы потеряли всякую способность слышать и видѣть… Многіе изъ насъ и въ самомъ дѣлѣ застряли въ старомъ болотѣ и выкарабкаться изъ него не могутъ… Но есть же наконецъ другіе, готовые… и способные вернуться къ духу реформъ начала царствованія и довести ихъ до естественнаго заключенія. Вотъ тебѣ, напримѣръ, человѣкъ tout neuf, — и онъ кивнулъ на Бахратидова, молча, съ упершимися на говорившихъ большими любопытствующими глазами внимавшаго этому разговору, — не связанный никакими изъ тѣхъ отношеній, компромиссовъ и уступокъ, на которыхъ иступилась энергія большей части изъ насъ, прошедшихъ чрезъ всю сутолоку извѣстныхъ тебѣ, какъ и всей Россіи, колебаній и противорѣчій въ высшей сферѣ… Онъ говоритъ, что, сойдя со временнаго поста, на который назначенъ теперь, уйдетъ къ себѣ подъ тѣнь дубовъ, продолжалъ шутливо Колонтай, — но ты ему не вѣрь…

— Вѣрь, уйду, клянусь Богомъ! крикнулъ на это тотъ съ мѣста.

— Не вѣрь! Уже потому не уйдетъ, что не дадутъ уйти. Понравился онъ, во-первыхъ, такъ, вѣско отчеканилъ Алексѣй Сергѣевичъ, — какъ рѣдко кому удавалось заполонить сразу оригинальностью, свѣжимъ взглядомъ…

— Дикаря такого не видали еще, что правду-матку съ плеча рубитъ, расхохотался на это генералъ по собственному адресу.

Алексѣй Сергѣевичъ какъ бы невольно прижмурился на него: "ахъ ты, молъ, тонкая штука!"

— Такой, "дикарь", сказалъ онъ громко, — что патентованные куртизаны предъ нимъ всѣ насъ. Между женщинами succès fou!…

— Ну, братъ, это оставь! Какія тутъ женщины для старой фигуры, какъ я; и не привыкъ я съ ними…

— А такъ "не привыкъ", что онѣ вознесутъ тебя, куда, можетъ быть, ты и самъ не думаешь теперь. Женщины въ настоящую пору болѣе, чѣмъ когда-нибудь, сила. И я радъ, потому, что именно такой свѣжій, крѣпкій человѣкъ нуженъ намъ теперь. Очень уже дряблы всѣ мы стали, да и приглядѣлись къ намъ къ тому же; а тебѣ повѣрятъ, въ тебѣ будутъ видѣть какъ будто посланнаго особымъ предопредѣленіемъ судьбы разрѣшить и совершить то, на что пока не смѣютъ еще рѣшиться…

Подъ темными рѣсницами генерала блеснулъ мгновенный, какъ зарница, лучъ какой-то неодолимой радости. Но онъ тутъ же вскинулъ поспѣшно голову и замахалъ руками.

— Не слушай ты его пожалуйста, Троекуровъ! Клянусь Богомъ, насочинилъ онъ такого, что и подходящаго къ тому ничего нѣтъ.

— Ну, это намъ покажетъ близкое будущее, возразилъ, Колонтай, — и говорить объ этомъ намъ болѣе нечего.

Онъ примоклъ на мигъ, затянулся сигарой и началъ затѣмъ опять: