Убийца провёл ладонью по моей обнажённой ноге, скользя пальцами по лодыжке, потом – вдоль колена, и едва ощутимо касаясь ляжки. Подался вперёд, ближе. Прижался к коже своей грязно-белой щекой и тихо сказал:
– В прошлый раз я сказал тебе, что можно и чего нельзя. Но ты меня не послушала. Ты боишься меня. И пытаешься бороться. Что я говорил насчёт этого?
Он потёрся маской о мою ногу. Чудовищно-нечеловеческий. Мне хотелось отстраниться. Но хотелось и коснуться его тоже. И это пугало даже больше, чем его присутствие.
Я молча сглотнула тугой ком, испуганно сжав плечи.
– Обманывай себя дальше, – продолжил он. – Раз так хочешь – убегай и запирайся. Но однажды отсюда именно моя рука снимет повязку. Ты уже моя.
Эти страшные слова выжгли дыру в моей груди. Крик обдал горячим дыханием кожу – до мурашек, а потом толкнул свою маску с подбородка на кончик носа.
Он поднял на меня лицо, и я увидела его губы. В темноте кроме них не разобрать других черт лица: я видела лишь тень от ямочки на подбородке и влажный след над верхней губой. Я умоляюще покачала головой, но он прижался к моему бедру и обдал его горячим дыханием. Скользнул по коже кончиком языка и оставил резкий укус – такой сильный, что я невольно замахнулась в попытке защититься. Он перехватил мою руку, сжал запястье. И положил ладонь себе на щёку.
Маска оказалась не гладкой. Она была покрыта мелкими трещинами с въевшимися грязью и кровью.
– Скажи, что тебе это не нравится, – сказал он. – Или что не чувствуешь что-то особенное, когда я рядом.
Я могла бы кричать, но не кричала. Только лишь из-за страха? Или ещё потому, что не хотела? Но единственное, что сделала, – провела рукой по его маске, от щеки до виска, и убрала пальцы на его затылок, крепко сжав его поверх капюшона. Это походило на безумие, только из нас двоих теперь словно я сошла с ума. Он уткнулся лбом мне в живот. От частого дыхания его спина высоко вздымалась под чёрной накидкой.
– Ты хотела убежать? – спросил он.
Я покачала головой, стиснула руку на его голове крепче. На секунду промелькнула безумная мысль – забраться под капюшон, почувствовать на ощупь его волосы и кожу.
– Ты и сейчас хочешь, – уверенно сказал убийца.
Вдруг он замахнулся ножом и размашисто вогнал его в дощатый пол в сантиметре от моей босой ступни, а затем снова спрятался под маской.
Нож глубоко засел в половице: в ней, верно, навсегда останется насечка как напоминание о том, что он был здесь. Крик освободил обе руки. Провёл длинными пальцами под перчатками от моих лодыжек до колен. Подхватил под них, сжал в объятиях и встал вместе со мной. Я не знала даже половины той силы, какая была в нём, но казалось, что я не весила ничего. Положив ладони ему на плечи, лишь доверчиво смотрела в его глаза. Страх заставил меня стать такой, какой он хотел. Податливой, как глина. Безмолвной. Безропотной. Покорной. Даже желающей. И между нами в тёмной комнате, запертой от целого мира, умершего снаружи в своей тихой могиле, появилось что-то новое.
Прежде я сочла бы это безумием. Считала таковым и сейчас. Но мне больше не хотелось кричать и звать на помощь. Это было почти не по-настоящему, точно жуткий завораживающий сон. И, как во сне, я провела ладонями по его плечам и положила их на широкую грудь. Крик почти неслышно вздохнул:
– Ты начинаешь меня понимать.
Всё утонуло и погасло, как в мутной проруби, обжигающей холодом, опаляющей ледяным пламенем. Мой страх смешался с его похотью, томным предчувствием охватил меня – а в его руках и горящих под маской глазах я видела немую, фанатичную, тёмную потребность обладать. Он приблизился ко мне, подсадил ниже и коснулся своим лбом моего. Я боялась даже шевелиться. Дёрнись – голову откусит. Я сжала в пальцах чёрную ткань водолазки на его груди и с ужасом подумала, что точно схожу с ума, потому что должна бояться его, но пока боялась только, что всё это кончится.
И точно откликнувшись на мои мысли, за дверью громко скрипнула половица. Крик вскинул голову, столкнул меня со своих бёдер и метнулся вбок. Послышался стук. Голос матери показался раздражённым, звучал, как в тумане.
– Лесли!
Я обернулась и поняла, что в комнате была уже одна, с настежь открытым окном. Осенний зябкий ветер колыхал тонкие шторы, доходящие до пола, будто Скарборо с присвистом дышал прямо мне в комнату.
– Лесли? – раздражённо постучалась мама. – Почему так холодно? Я вся продрогла, чёрт бы тебя…
Я как сомнамбула пошла открывать, поправив на плече сползшую ночнушку. Только теперь я ощутила ночной холод и провернула щеколду. На пол упал столб тёплого света из коридора, но я посмотрела поверх маминого плеча, беспокойно разглядывая пустоту у неё за спиной и надеясь, что Крик не притаился где-то там, в доме.
– Ты умерла?! Или оглохла? Я отбила себе всю руку, пока стучалась. И почему ты вообще закрылась?
Я растерянно промолчала, и это рассердило её ещё больше. Она была в пижаме и с волосами, убранными в низкий пучок.
– Я срежу эти замки, – пригрозила она. – И почему у тебя так холодно?
– Ну…
– Зачем ты открыла окно?