Безнадежный пациент

Я вспоминаю, как, сидя за столиком во дворе, с наивной надеждой слушал Монти Хана, который расписывал подход доктора Коделл. Монти упоминал три метода, которые применялись лично к нему: физкультура, когнитивно-поведенческая терапия и, словно незначительный довесок, лекарства. Внутри разливается тупая боль от очередного предательства. Хочется кричать об обманутом доверии и коварстве полуправды.

– Тогда… какой я буду ее помнить?

– Джулия останется в вашей памяти как самый дорогой человек, с которым вы прожили долгий, интересный и счастливый период времени, – пожимает плечами Коделл. – Годы, проведенные вместе, – судьбоносная, прекрасная глава в вашей жизни, но не вся книга.

Коделл с ее полными надежды глазами вызывает у меня тошноту. Мое ослабевшее тело накрывает новая волна мучительного стыда. Не в состоянии пошевелиться, я пытаюсь защитить разум от нового страшного провала в небытие. Чувствую, как все вокруг заволакивает туманом, и отчаянно силюсь не отключиться.

– Я туда не вернусь! – непокорно мотаю головой я. – Я туда не вернусь! Вы меня не заставите!

– Я могу и обязана это сделать, – ласково настаивает Коделл. – Сейчас останавливаться нельзя.

– Нет. Нет. Я не сплю. Я знаю, что вы сейчас делаете. Это не сработает.

– Уже работает, мистер Мейсон, – сочувственно говорит Коделл. – Поверьте мне. Вы в этой кровати довольно давно.

Изголовье с жужжанием опускается. Я пытаюсь держать голову вертикально, но даже при малейшем подъеме напрягается шея. Тогда я в отчаянии пытаюсь решать в уме задачи. Просто чтобы держать мозг в тонусе. Бельепровод[27] расположен на расстоянии в тридцать две потолочные плитки от окна-звезды на третьем этаже Призмолл-хауса. Сторона плитки сантиметров пятьдесят-шестьдесят, не более, плюс толщина внешней стены где-то метр, и получается…

– Джулия!

Я рывком подаюсь вперед. Синее шерстяное покрывало соскальзывает вниз, когда я встаю с деревянного шезлонга. Я падаю на колени в свежеподстриженную траву и жмурюсь от непривычно яркого утреннего солнца.

Я озираюсь вокруг, бешено колотящееся сердце немного успокаивается. Судорожное дыхание приходит в норму, легкие наполняются свежим прохладным воздухом. Я снова в сознании, на острове, стою на коленях на газоне ровно в том же месте, где проснулся два дня назад. Видимо, Коделл предпочитает, чтобы я приходил в себя именно здесь: безмятежный сад, живописные виды, к тому же для дополнительного контроля шезлонг стоит под окном ее кабинета.

Я осторожно возвращаюсь на шезлонг и подвожу итоги. Физически я чувствую себя отдохнувшим, но разуму тяжко, словно вчерашняя ментальная пытка длилась, даже когда ко мне вернулось сознание. Понятия не имею, сколько раз мне залезали в голову, мой мозг словно выжатый лимон. Мысли лениво ворочаются в голове и с трудом обретают связность.

Слева замечаю небольшой деревянный табурет, а на нем поднос с йогуртом, гранолой и разными фруктами. Несмотря на растущий голод, я не желаю притрагиваться к еде, пока туман в голове не рассеется.

Спустя час с лишним я наконец поднимаюсь с шезлонга и бреду на цокольный этаж Призмолл-хауса. Окидываю взглядом бассейн с лазурной водой, медленно раздеваюсь и ныряю. Я достигаю противоположного бортика и плыву обратно. Голова опущена, ноги активно двигаются, как будто я пытаюсь убежать от навязчивого тревожного чувства, которое преследует меня все утро.

С того момента, как я очнулся в шезлонге, у меня в голове крутится только одна мысль – о нашей встрече на автовокзале. Когда мы впервые поняли, что наши чувства взаимны. Как сейчас вижу: ты оборачиваешься, и непослушные кудри падают тебе на лоб. Ты улыбаешься, глаза сияют. Но клянусь, я себя больше не извожу. Будто популярная песня, которую ставили слишком часто, или затертая до дыр видеокассета с любимым фильмом – эмоции, которые я испытывал ранее, стали тише.

Помню, как ты говоришь «да», помню, как пожимаешь мне руку, помню, как трогается автобус, увозящий тебя из Лондона. Однако впервые в жизни ничего при этом не чувствую.

30 августа

Глава 20

Следующие несколько дней я только и делаю, что гуляю. Я целеустремленно выполняю привычные утренние действия, чтобы успеть принять душ и одеться к восьми часам, когда дверь моей комнаты откроется. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, я буравлю взглядом магнитный сенсор в верхнем углу двери. У нас в офисе такая же система: детектор на самой двери, а напротив – металлическая полоска, встроенная в дверную коробку. Если магнитное поле между двумя этими элементами разорвать, в другой части здания сработает сигнализация.

По приезде я и не заметил сенсор, но теперь вижу, как светит его красный глаз – будто злой тюремный надзиратель. Даже если я силой открою дверь, у меня будет секунд тридцать до того, как Виллнер примчится по коридору. Едва огонек становится белым, я выскакиваю из комнаты.