Безнадежный пациент

К двадцати минутам девятого я доедаю фрукты, йогурт и мюсли и, покинув столовую, выхожу на опрятную меловую дорожку вдоль берега. Я совершаю свой неизменный моцион, вдумчиво наматывая круг за кругом, пока пробковые подошвы легких кожаных сандалий не становятся белыми.

Прохладный воздух наполняет живительной силой легкие. Справа от меня холодная синева моря, слева – зеленый газон и медленно поворачивающийся бетонный куб. Помимо пары мелких деталей, ангара и далекого берега, вид с любого участка дорожки почти одинаковый: открытое пространство, полное совершенной, чистой симметрии.

Надеюсь, тому, кто, работая в саду, молча следит за моим неторопливым шествием вокруг острова, оно кажется совершенно бесцельным. Праздный путник, который надеется обрести душевный покой в регулярных прогулках по территории больницы. На самом деле с каждым кругом я стараюсь оставить здешние места позади, мысленно перенестись через океан и вернуться на шумные улицы Лондона. И у меня получается. Примерно через час, прямо под носом у этого человека, я сбегаю.

Я снова чувствую под ногами ковер, едва ощутимое электричество от соприкосновения наших с тобой рук, когда мы идем вдоль прохода в регистрационном бюро Сазерка. Я уношусь еще глубже в прошлое. Вот за нами закрывается дверь квартиры, мы несем коробки по пустому коридору. А вот ты идешь впереди, по лесной тропинке возле твоего родного города, периодически ныряя в полосы солнечного света. Я иду на ватных ногах, левый карман куртки оттягивает коробочка с кольцом.

Я тщательно перебираю каждое воспоминание и убеждаюсь, что все они остались в точности такими, какими и были. Каждое вызывает знакомую пьянящую радость, смешанную со скорбью, которая холодным лезвием проникает между ребрами и заставляет желудок скручиваться узлом. Радость и горе, неразрывно переплетенные вместе.

Но как только перед мысленным взором возникает автовокзал «Виктория», страсти исчезают. Спазма в желудке больше нет. Я по-прежнему помню, как бегу к тебе, что-то нескладно говорю, а потом вдруг признаюсь в чувствах. Совершенно отчетливо помню, как ты мне отвечаешь. Однако мои торопливые шаги больше не отзываются отчаянием, сейсмические скачки лихорадочной паники превратились в ровную линию. Твое согласие раньше сбивало с ног, будто огромная волна, а теперь неотличимо от обычного ответа в ходе рядового разговора.

Коделл сдержала слово. Все краски, которыми был расцвечен тот эпизод, приглушены. Порождаемая ими печаль и душевная боль исчезли, а вместе с ними и остальные эмоции.

Впервые за несколько часов я останавливаюсь. Краем глаза замечаю, как сразу же напрягается мой далекий наблюдатель. Он видит резкую перемену в моем поведении, и садовый секатор в его руках замирает.

С огромным трудом я проскальзываю незамеченным в сад и сквозь распашные двери попадаю в тишину Призмолл-хауса. Вскоре позади меня раздаются гулкие шаги по мрамору – Виллнер закончил работать на лужайке. Признаюсь, мои прогулки имеют и тайную цель.

Ахиллесова пята в устройстве Института, одно из очень немногих уязвимых мест, которые мне удалось подметить, – это крайне малочисленный персонал. Коделл прекрасно понимает, что ее методы бросают обществу откровенный вызов. И потому организовала практику на острове в Ирландском море, подальше от надзорных органов. Могу предположить, что и персонал она отбирала, исходя из тех же соображений. Идеальный сотрудник – это преданный до мозга костей человек, который ни при каких обстоятельствах не сболтнет лишнего посторонним. И пустынные залы Призмолл-хауса – наглядная демонстрация того, как сложно найти таких сотрудников.

Коделл – руководитель Института и бо́льшую часть дня проводит в кабинете на втором этаже. Приготовление еды, уборка и канцелярская работа целиком на плечах Виллнера. Складывается впечатление, что у этого человека неистощимый запас необходимых инструментов и продуктов питания. Он даже умудрился раздобыть новый фильтр для бассейна, не покидая острова. Однако я до сих пор не видел, откуда Виллнер все это достает.

Изучив здание изнутри, я понял, что имею доступ лишь к половине помещений цокольного этажа. Я могу пользоваться тренажерным залом, бассейном, подземным теннисным кортом и сауной. Но где-то за ними скрывается часть Призмолл-хауса, которую мне еще предстоит исследовать. Именно туда в конце каждой смены удаляется Виллнер.

Его работа не подчинена четкому расписанию, а потому отследить передвижения ординарца можно, только если ходить за ним по пятам целый день. Впрочем, если я остаюсь снаружи чуть дольше, Виллнеру, похоже, надлежит присматривать за мной издалека. Ему приходится бросать все и немедленно превращаться в садовника. Обрезая кусты, Виллнер следит, чтобы я ненароком не забрел в море.