Безумная тоска

Помимо секса, у них почти не было общих точек соприкосновения. Она все искала чего-то, искала места в обществе торчков с его крикливым искусством, сырой поэзией и гламуром бессчетных пирсингов и татуировок и не могла с ним пересечься, не с ее недогматическими коллажами, в текстурах и формах которых ты видел то, что хотел видеть, не с ее исключительным талантом и уж точно не рядом с ним, с его штанами цвета хаки и кучей заношенных синих хлопчатобумажных рубашек. (После того как они затеяли большую стирку, она их сосчитала. Восемь, и еще одну, грязную, она выудила из-под кровати. Девять. «Как ты можешь носить девять одинаковых рубашек? – спросила она. – И все потертые, ни одной новой?») И не на Стейтен-Айленде. Она не могла быть там, где хотела, быть тем, кем хотела, и плыла по течению собственной жизни, все отдаляясь от желаемого и в особенности от него. Он не расстроился.

– Твоя проблема в том, что тебе ничего не хочется, – сказала она ему на прощание.

– Хочется выжить, – ответил он.

Несколько лет спустя, ближе к концу десятилетия, он повстречал ее: она жила в гигантском здании в Кипс-Бэй, на тыльной стороне руки все еще проступал след татуировки, но весь пирсинг исчез, у нее рос ребенок, и она вышла замуж за какого-то маркетолога. Вот этим все и кончалось – таким был компромисс, на который шли женщины 80-х, принесших заразные заболевания, и еще более заразное потреблядство, и цены на недвижимость, подобно ракете, устремлявшиеся прямо в озоновую дыру, – выходили за какого-нибудь маркетолога. Чтобы наплодить еще больше маркетологов и женщин, чья карьера прервалась, чтобы так продолжался род человеческий. Тогда он пытался не думать о том, что, по сути, и сам принадлежит маркетингу. Меж ними все еще тлел былой огонь, еще оставались заряженные ионы, но, как и прежде, он чувствовал, что не способен надолго увлечься ей, чем бы она ни занималась, хотя теперь, чтобы понять это, ему требовались не месяцы, а минуты.

16

Он думал, долго думал, учитывая собственное прошлое, что никогда не женится. Разумеется, он женился. В конце концов, почти все так поступают, хотя бы раз в жизни. Сам брак продлился восемь лет, дружба и траектория привязанности друг к другу – куда дольше. У них родился сын. Полное имя жены звучало как Марина Шнайдер, предки со стороны матери были мексиканцами, со стороны отца – немцами. Он встретил ее, потому что однажды вечером, накануне лета, отправился в Куинс, навестить своего дядю.

Дядя Кен приходился его отцу старшим братом, всю жизнь был бездетным холостяком, а может, просто геем, кто знает. Джордж относился к Кену как к единственному живому родственнику, помимо бабушки и деда со стороны матери, живущему в своем доме в Коннектикуте и не общавшемуся с ним, но это было не совсем так. Кен жил в Куинсе и для Джорджа служил примером выходца из рабочего класса, которых так презирали его мать и ее родители. Впрочем, еще у Джорджа была сестра в Огайо, в последний раз он ее видел, когда ему было три года. С ее стороны были и двоюродные братья, с которыми он ни разу не виделся. Фактически ранняя смерть их родителей и женитьба отца Джорджа на его матери, не испытывавшей теплых чувств к своякам, разлучили брата и сестру. Но однажды в июне через университетский отдел по работе с выпускниками он получил открытку от Кена, поразившись тому, что там знали, где он сейчас живет. «Может, найду для тебя работенку на лето, приезжай, увидимся. Подписано, Твой дядя Кен». Внизу стоял телефонный номер и адрес рядом с Флашинг Медоуз. Джордж никогда раньше не задумывался о том, почему надо писать «Подписано» перед тем, как подписать открытку, – это вообще как? Разве наличие самой подписи не означает, что открытка уже подписана?

Встреча вышла странной, но все прошло неплохо. Жил он совсем рядом с бульваром Колледж-Пойнт. Когда Джордж вошел, Кен сказал:

– Сделай себе сэндвич, там у меня на кухне есть немного вареной колбасы. Та, что с оливками. Хлеб, майонез, горчица. Ты же ешь горчицу? Ты теперь парень ученый, я-то знаю. Горчица «Грей Пупон», найдешь в холодильнике.

Джордж сделал пару сэндвичей, но от своего Кен отказался, и тогда Джордж съел оба. Посмотрели, как играют «Метс».

– Как оно тут вообще? – спросил Джордж.

Суть вопроса была в том, что количество убийств за год в Нью-Йорке приближалось к двум тысячам, и в первую очередь, оказываясь в новом районе, надо было оценить шансы на выживание.

– Китаезы понаехали, – ответил Кен.

Как раз шла рекламная пауза между иннингами. Пели про пиво, которое пили Джордж и Кен: «Пиво «Райнгольд» одно лишь люблю, пиво «Райнгольд» сухое куплю». Воистину, золото со дна Рейна. Только сварено в Бронксе.